— Да вы охренели!
У двух мудаков, что сидят со мной за моим столом и смотрят
на меня — от улыбок чуть морды не сводит.
— Это твой фант, Тоха, — хохочет Игнат и ударяет меня по
плечу, — ты его вытянул. Тебе и страдать.
— Это не смешно, уроды, — я кривлюсь и тянусь к бутылке с
виски, чтобы залить это горе, — пригласить на танец Хмельницкую? Вы бы еще
Прохорову вписали. Вот старушка бы обрадовалась. Её уже лет тридцать на танцы
не приглашают.
— Я вписал, — тут же вскидывается Гена, — только не в этот
фант.
Тьфу ты, кажется, мне ещё повезло с Хмельницкой.
Тяжело, когда у тебя в друзьях и деловых партнерах два
идиота. Тяжело, когда и ты сам настолько идиот, что не придумал ничего
оригинальнее и веселее, как затеять игру в секс-фанты на служебном корпоративе.
Взгляд нашаривает Хмельницкую. Мадам главная бухгалтерша
сидит за столиком с бокалом вина в руках и задумчиво пялится на танцпол.
Между
прочим, мадемуазель, да?
Рука сама снова тянется к бутылке с виски. Нет, без тройной
порции я на такие подвиги точно не пойду.
Нет, не поймите превратно, никаких претензий к Ирине как к
специалисту у меня нет. Бухгалтерию она держит в стальных шипастых рукавицах,
никаких недостач и просрочек у неё не водится. Девочки-бухгалтерши —
единственные в офисе, кто вообще приходит за десять минут до начала рабочего
дня.
Но…
Сама идея секс-фантов, на мой вкус, должна включать в себя
секс. Ну, или прелюдию к нему. А на Хмельницкую как взглянешь, так думаешь
только об отчетности за последний квартал. Не про секс.
Есть девочки, при взгляде на которых прям все встает и
внутри просыпается хищник, который так и хочет порвать на вертящей перед тобой
задом сучке её дешевое платьишко.
А Хмельницкая у нас… Госпожа главный бухгалтер, иначе и не
скажешь.
Ну вот кто, скажите мне, является на корпоратив в офисной
белой блузочке, застегнутой под горло, и деловых же брюках?
Белые и без того короткие волосы затянуты в какой-то пучок.
Её можно перепутать с официанткой. Вся её бухгалтерия правильно понимает суть
корпоративов, вон они, на танцполе, виляют попками в коротеньких юбочках
разноцветных платьев.
Эта же… Хоть бы очки сняла, есть же линзы, в конце концов.
Нет. Ощущение, будто я смотрю на училку истории.
— Нет, ну ты можешь отказаться, Тоха, — гогочет Гена, — ты
помнишь наше условие для проигравшего, да?
Помню. И нет, танцевать стриптиз на барной стойке я не буду.
Стать звездой ютуба мне совсем не улыбается. Да и имидж большого босса будет
просран окончательно. Мы еще недостаточно напоили наших подчиненных, чтобы они
забыли подобное событие.
— Пошли вы в задницу, — швыряю бумажку на стол и поднимаюсь,
— я её оттанцую. А вот трахать не буду, даже не мечтайте. Больно мне нужно
тягать это фригидное бревно. Я, в конце концов, не этап тяну.
— Иду заказывать медляк, — Игнат тут же подскакивает из-за
стола, — приятных тебе танцев, папа Карло, надеюсь, наша леди Буратино тебе
оттопчет ноги.
Лучшие
друзья, бля, боженька насыпал, не поскупился.
Шагаю через танцпол, прямым курсом к Хмельницкой. Пытаюсь не
материться и не думать о том, что надо было искать в партнеры не таких дебилов.
Надо же было додуматься! Хмельницкую! Втюхать! Мне!
Узнаю, кто из двух идиотов написал этот сраный фант — убью
нахрен. Закажу киллера. Хотя нет, это слишком просто. Лучше отравлю обедом от
моей сестрицы, она мастер приготовить такую отраву, которой еще свет не
видывал.
Хмельницкая замечает меня довольно быстро. Замечает и
замирает как кролик перед удавом. Не ново. Все бабы так на меня и смотрят.
Какими бы бревнами они ни были. А уж если рубашку снять и дать потрогать кубики
— все, девочку можно упаковывать.
— Антон Викторович, вы что-то хотели? — Хмельницкая едва ли
не на одном выдохе это все произносит, когда я подхожу и останавливаюсь
напротив.
Хотел ли я чего-то? Секса я хотел. Но в курсе, что зашел не
по адресу. Интересно, она хотя бы сосет хорошо? Или не умеет и этого?
— Хочу пригласить вас на танец, Ирина, — я улыбаюсь
приветливо и протягиваю ей руку, — хотите?
В конце концов, не портить же отношения с хорошим
специалистом из-за двух дебилов-дружков.
На самом деле я прямо очень хочу, чтобы она отказалась. Это
сэкономит мне время, это весьма твердый повод развести руками и вернуться к
нашему столику для боссов в дальнем углу зала.
Нет, будь на месте Ирины какая-нибудь Маргарита из той же
бухгалтерии — я бы, наверное, все-таки настоял на своем, подавил бы
авторитетом, поулыбался бы получезарнее. С Хмельницкой — нет, не стал бы
тратить ни усилий, ни обаяния. Надеюсь, что все-таки это для неё слишком.
Ну, она же старая нетраханная дева, наверняка же для неё
танец — как первый секс, возможен только после штампа в паспорте.
— Танец? Я с удовольствием, — Хмельницкая неожиданно
улыбается и касается моей раскрытой ладони кончиками пальцев.
Увы. Не прокатило. Музыка уже сменилась, многие рассосались
по парочкам, расхватали даже женатых дамочек. Я же опускаю ладонь на талию
Хмельницкой и думаю, что это первый случай в моей жизни, когда я не облапаю
бабу за задницу во время танца.
Краем глаза задеваю наш с ребятами столик, смотрю, как
угорают надо мной эти ублюдки, показываю фак, и только потом опускаю на талию
Ирины и вторую руку.
Вообще во время медляка легко можно прочитать, насколько
бревниста девушка в постели. Если движения плавные, если она ощущает, как ты её
ведешь — значит, у девушки есть надежда.
Надежды
нет.
Хмельницкая зажата настолько, что даже понимает, что от неё
нужно, только после того, как третий раз наступает мне на ногу.
— Может, вам стоило все-таки чуть-чуть выпить, чтобы
расслабиться? — осторожно уточняю я. Насколько я заметил, она весь вечер
просидела с одним бокалом, пригубляя его только во время тостов и то, чисто
символически. Кажется, в нем не убыло ни капли.
— Я не пью, — морщится Хмельницкая, — не люблю, когда
сознание затуманено. Это мешает контролировать... ситуацию.
С такого близкого расстояния я замечаю наконец-то её глаза,
что она прячет за очками. Зеленые глаза. Как у кошки. И ресницы длинные.
Вообще, смотришь на неё и хочешь отдать в руки какому-нибудь
стилисту-визажисту. Может, и вышел бы какой-нибудь толк.
— Сейчас можете не контролировать, — удерживать на лице
любезное выражение становится все сложнее — потому что острый каблук
приземляется на мою левую ногу второй раз, в общей сумме — четвертый. Она что,
пытается меня вести?
Жаль туфли, итальянская кожа, мать её, надо будет послать
чек за новую пару этим недоумкам — моим дружкам.
— Простите, Антон Викторович, я не очень люблю все эти
танцы, это не моя сильная сторона, — вымученно улыбается Хмельницкая, поднимая
на меня глаза.
