1. Пролог
— Ничего, ничего! Может быть, все еще образуется! — забывшись, нянечка стягивает с носа одноразовую маску и вытирает ею уголки глаз. Промакивает слезу в морщинах и вытирает влагу под носом. — Все еще хорошо будет, вылечитесь, будете бегать на двух ножках. Отцу-то, отцу написала?
Я поудобнее перехватываю запелёнатого в одеяльце ребенка и прикусываю губу - понимаю, как жалко сейчас выгляжу. На мне то самое платье, в котором я поступила в родильный дом месяц назад, тоже самое, в котором нас перевели в отдел патологии новорожденных, а малышка укрыта казенным колючим одеялом.
— Дай бог, все еще образуется, — шепчет нянечка и приоткрывает мне дверь на улицу.
Зажав в пальцах старый пакет, в котором лежат все мои документы, выхожу на крыльцо. Руки оттягивает малышка, сил нет совсем. Губы сухие, жутко хочется пить, но попросить напоследок воды кажется уже наглостью – я и без того провела все это время здесь как нищенка, замучила медсестер просьбами.
— Девушка, подвиньтесь, — парень, который фотографирует какую-то счастливую пару с шарами, цветами и счастливыми улыбками, случайно толкает меня в плечо. От этого движения дряхлый пакет с паспортом и выписным листом летит на асфальт, прямо под ноги юркому фотографу. Одним движением носка тот брезгливо откидывает его дальше.
— Осторожнее!
— Оу, простите, простите, не понял, не заметил, — парень, придерживая свой огромный фотоаппарат, нагибается и поднимает с земли пыльный пакет. Быстро сует мне его в руки и тут же поворачивается к счастливой паре с огромными разноцветными шарами, а я шмыгаю носом. Понятия не имею, как добираться домой – все мое имущество при мне: месячный малыш, огромное платье – балахон для беременной, паспорт и сотовый телефон без зарядки.
— Девушка, вы бы отцу позвонили, — пробегая мимо меня говорит фотограф.
Я и звонила…
Уже месяц как. Каждый день. Каждый час.
Каждую минуту.
И на все получала только один ответ: «Абонент вне зоны действия сети».
Да была ни была, попробую еще раз. Перехватываю малышку поудобнее и снова набираю заветный номер.
Гудок.
Еще один.
Сердце замирает. В горле собирается ком размером с Гималаи.
— Да? — отзывается голос на том конце провода, такой родной, такой близкий, такой нужный, что по рукам бегут мурашки.
— Я…нас выписали, — не знаю, с чего начать, и после секундной заминки перехожу к самому главному. — Мы вышли из больницы. Я и твоя дочь Ты…ты встретишь нас, ведь правда?
Замираю и желаю, чтобы все в мире замолкло в эту секунду, чтобы услышать самый важный и нужный ответ. Но то, что доносится из трубки, тут же выбивает воздух из легких:
— Нет.
— То есть как это – нет?
Сердце падает прямо в пятки, и, если бы не драгоценная ноша в руках, они бы точно опустились.
— Не встречу. Теперь вы сами по себе, а я – сам по себе. Прощай.
— Но…
Удивленно смотрю на телефон, из которого доносятся гудки. Что? он положил трубку? Быть того не может!
Набираю снова и снова, но это бесполезно. Отец моего ребенка, мой муж, занес меня в черный список в день, когда я вышла и роддома…
2. Глава 1
*Вика*
Настоящее время
— Слушай, ну так продолжаться не может, у тебя уже мешки под глазами до колен, а волосы… Божечки… — Иришка отпивает чай и смотрит на меня из-под кипы бумаг. Я в ответ только качаю головой, мне совсем не важно, как я выгляжу. Главное одно — нужно закончить все дела ровно до пяти часов, иначе мою крошку снова оставят стоять одну в холодном холле интерната для инвалидов. Я должна успеть!
— Тебе нужно заняться собой, иначе… — подружка недовольно качает головой.
— Что же случится? — переписываю данные сотрудников в табель, и спешно печатаю еще один.
— Ты никогда не найдешь себе мужика, вот что иначе!
Это сообщение я оставляю без внимания, потому что мужчина — последнее, что мне нужно в этой жизни. Хватит с меня и бывшего мужа, который оставил в самый важный и страшный день жизни одну без денег и жилья.
Иришка же встает, и, оглянувшись на дверь (не услышит ли кто), подходит к моему столу. Отодвигает кипу бумаг с краю и присаживается так, чтобы нависнуть над моим ухом.
Раздраженно выдыхаю и поднимаю глаза, в ожидании.
— А может, нашего нового директора охамутаешь? У него знаешь сколько деньжищ? Да и красавчик… — Иришка закатывает глаза и причмокивает губами. — И задница — во!
Отвожу в сторону ее руку с поднятым вверх пальцем.
— Может быть, он и красавчик, но требования у него — ужас, — киваю на монитор, в котором открыто одновременно несколько программ.
Как успеть сделать за день несколько отчетов, когда нас в отделе осталось всего двое? Уже неделю в компании все стоит вверх ногами — люди, не успев даже познакомиться с новым руководством, спешно покидают насиженные места, кипами подписывая увольнительные.
— Ты просто его не видела, — усмехается Иришка и медленным шагом направляется к своему столу. — Грудь… Губы… Задница… А руки…мммм… Жаль, эти отчеты вечером понесу к нему не я. Уж я бы не упустила такой шанс!
Она взбивает прическу рукой с ярко-красным маникюром и демонстративно облизывает губы. Не удержавшись, мы смеемся — обе понимаем, что ничего предосудительного Иринка бы никогда не посмела сделать.
— Но по поводу мужика я серьезно, — вдруг подает голос она. — Тебе давно уже пора снять стресс. Хотя бы. И показать свою МарьИванну не только гинекологу!
Пуляю в нее бумажный шарик, и девушка со смехом скрывается за монитором.
Весь остаток дня похож на цирк, только коней не хватает. Голова начинает пухнуть, глаза слезиться. Работы очень много, потому что начальница одной из первых написала заявление об уходе, оставив меня исполняющей обязанности. Отслеживая стрелку часов, я с ужасом понимаю, что могу не успеть до пяти вечера, и от этого на душе становится так тяжело, что хочется выть волком.
Но выбора нет, и вот уже без пяти пять я стою в приемной нового директора со всеми своими отчетами.
— Он сегодня не в духе, — пожимает плечами секретарь, когда я кладу ей на стол бумаги. — Поэтому занеси, пожалуйста, все это сама.
Я делаю выдох и скольжу глазами по новой хромированной табличке, где написаны инициалы и незнакомая фамилия нашего нового рабовладельца. Как жаль, что прежний хозяин решил продать свои активы, не выдержав новой экономической обстановки в мире…
Как вчера помню тот день, когда пришла сюда устраиваться на работу. Тогда меня и брать-то никуда не хотели из-за маленького грудного ребенка, и только здесь пошли навстречу, войдя в положение матери, которая осталась одна сражаться против всего мира.
Именно поэтому я и не написала заявление об уходе, как многие. Не дело это — предавать тех, кто протянул тебе руку помощи в трудную минуту…
— Может быть, я потом?
