Боль. Говорят, в ней нет ничего плохого. Наоборот, она полезна. Это защитная функция нашего организма. Так он сигнализирует об опасности. Дает возможность вовремя среагировать и спастись. Но раны бывают не только физические. Душевные раны болят сильнее. И бывают ещё опаснее. Они тоже могут убить.
На улице мороз. Снег хрустит под ногами. Но я не чувствую холода. Мне душно, тошно. Не хочется жить. Уже смеркается, но вокруг полно прохожих – зимой темнеет рано. Все спешат кто куда. С работы домой.
Я иду медленнее толпы. Мешаю им. Кто-то обгоняет, кто-то задевает плечом. Я слегка пошатываюсь, потому что в ногах слабость.
Шапку я потеряла, и мои волосы треплет холодный ветер. Его редкие порывы легко пронзают насквозь свитер, обжигая ледяным дыханием рёбра – сегодня я не потрудилась застегнуть пальто. И нет ни сил, ни желания исправить это.
Может, я заболею и умру. Потому что не знаю, как мне жить дальше.
Прохожие, огни витрин пешеходного проспекта, по которому я иду, смешались в одну безликую массу. Я и не замечаю, как попадаю на проезжую часть. Слышу визг тормозов и слишком поздно вижу летящий на меня на автомобиль.
Удар.
Меня словно пушинку отбрасывает обратно к обочине. Шок. Я не чувствую боли. Но и встать не могу. По губе течёт что-то тёплое, я не сразу понимаю, что это кровь.
Поднимаю взгляд и смотрю на тот самый автомобиль. Я не слишком разбираюсь в них, но эту марку знаю. Гелендваген. Чёрный. Такой автомобиль красноречиво говорит о характере своего владельца. Но сейчас мне некогда размышлять об этом. Я наблюдаю, как открывается дверь с водительской стороны, и на асфальт спускаются ноги. Мужские ноги. В чёрных блестящих ботинках. И брюках. Поднимаю взгляд выше – пальто. Тоже чёрное. И тоже, как у меня, распахнуто.
Этот человек уверенно движется ко мне, я слышу, как с его уст низким басом слетает грязная нецензурная брань. И только в этот момент мне вдруг становится страшно.
Боже, меня что, сбил какой-то бандит?
– Эй, ты жива? – раздаётся его голос совсем рядом.
– Да, со мной всё в порядке, – испуганно бормочу я, сжимаясь в комок.
– Тебе что, жить надоело?!
– Простите, я задумалась…
– Задумалась?!
Мужчина снова произносит слова не для нежных ушей. Я невольно вжимаю голову в плечи. Он так зол, что кажется, сейчас убьёт меня на этом самом месте.
Но не убивает, к счастью. Или к несчастью. Не осталось у меня ничего в этом мире, что вызывало бы желание жить.
– Встать можешь? – вместо этого зачем-то спрашивает он.
– Да, наверное… Не беспокойтесь, всё хорошо. Я сейчас уйду с дороги… – бормочу я.
Пытаюсь встать, и мужчина подаёт мне руку, но я из какого-то странного, не пойми откуда взявшегося упрямства не хочу принимать его помощь. Хочу подняться на ноги самостоятельно. Только это не так уж просто. Бедро болит, тело не слушается.
Водитель гелендвагена недолго наблюдает за моими жалкими попытками, затем резко наклоняется, обхватывает обеими руками мои плечи, и в один миг приводит меня в вертикальное положение.
Осматривает с ног до головы оценивающим взглядом, а потом вдруг ни с того ни с сего подхватывает меня на руки и прижимает к своей груди.
– Уйдёт она. Давай в машину, поехали в больницу.
– Что вы делаете?! – испуганно выпаливаю я, пытаясь вырваться.
Но какое там. Его мышцы словно выкованы из стали. И сам мужчина большой, намного крупнее меня. Наверное, и не чувствует даже, что я пытаюсь сопротивляться.
– У тебя шок, что ли? – недовольным тоном произносит он. – Я тебя минуту назад чуть не переехал, нужно срочно в больницу.
В его словах есть смысл. И чего я так испугалась? Меня только что могло не стать, если бы скорость у гелендвагена, к примеру, была бы чуть-чуть выше. Любой порядочный человек на месте этого мужчины озаботился бы тем, чтобы как можно скорее доставить меня в больницу.
Я расслабляюсь, одновременно сжимая в кулаках ворот мужского пальто. От него очень приятно пахнет каким-то терпким брутальным парфюмом.
Невольно снова удивляюсь силе этого человека. Я, конечно, не тонну вешу, но всё-таки как-никак почти шестьдесят кило. А он несет меня, словно пушинку. И аккуратно усаживает на пассажирское сидение своего автомобиля.
Регулирует спинку, устраивая меня полулежа, пристегивает ремнём. Я украдкой рассматриваю его, испытывая странный трепет.
Мужчина достаточно взрослый, на вид около тридцати пяти, но это можно понять лишь по мелкой сеточке морщинок вокруг глаз, в остальном же он выглядит очень хорошо, я бы даже сказала – ухоженно. Впрочем, взрослые мужчины при деньгах довольно часто выглядят именно так, если только не злоупотребляют алкоголем или нездоровой пищей. Тёмные волосы очень коротко острижены, но ему это идёт. Угловатые скулы, длинный прямой нос, мощная челюсть, покрытая ровной темной щетиной. Густые смоляные брови, глубоко посаженные глаза, из-за чего взгляд кажется ещё более суровым, острым. И полные, четко очерченные губы. Его лицо, наверное, нельзя было бы назвать красивым, если бы не эти губы. Они волшебным образом преображают все остальные довольно грубые черты, придавая им шарм и какую-то особенную первобытную мужскую красоту.
Пока я разглядываю его, он разглядывает меня. Тоже смотрит на мои губы, отчего мне вмиг становится как-то жарко, но уже в следующее мгновение я забываю об этом. Мужчина хмурится и снова ругается матом, не стесняясь в выражениях.
Меня это задевает. С детства не перевариваю нецензурную брань, она ассоциируется у меня с пьяным отцом, который матерится исключительно в невменяемом состоянии.
– Вы не могли бы не ругаться? – застенчиво прошу я.
Мужчина вскидывает густые брови, явно удивившись моей просьбе. Наверное, в шоке, что я, после того, как чуть не сделала его убийцей, ещё имею наглость о чем-то просить. По крайней мере, взгляд у мужчины очень говорящий.
Но вслух он так ничего и не произносит. Вместо этого просто захлопывает дверь, отрезая меня от звуков улицы, и вскоре занимает водительское место.
