Июнь, 2016 год. Восточная Сибирь. Один из элитных коттеджных посёлков неподалёку от города Красноярска.
Андрей Николаевич Савельев, мужчина возрастом чуть за сорок, солидного вида, крупного телосложения, ростом под метр восемьдесят, обременённый брюшком, осматривал окрестности прищуренными из-за яркого солнца карими глазами. На его привлекательном лице с правильными чертами лежала печать властности чиновника далеко не последнего разряда. Ранняя седина уже серебрила виски, а высокий лоб бороздили морщины.
Мужчина испытывал давно поселившееся в душе и ставшее почти привычным чувство тревоги. Вся его небольшая семья – жена Наталья и уже достаточно взрослые и почти самостоятельные дети-погодки Егор и Ольга находились в этом коттеджном посёлке, в их общем большом трёхэтажном доме. Хоть они и были под приглядом, но именно за их безопасность и переживал Андрей Николаевич, всё же стараясь при посторонних не подавать виду.
У других жителей посёлка ситуация похожая: почти все успели перевезти своих близких из города, где вовсю гуляли «отвязавшиеся» толпы погромщиков, мародёров, налётчиков, стихийно образовавшихся уличных банд, с коими не справлялись ни полиция, ни внутренние войска, ни МЧС, ни армия. Силовиков самих лихорадило: одни глядели в сторону федеральной власти, другие открыто говорили о своей приверженности оппозиции.
Владельцы загородной недвижимости беспокоились, что скоро потерявшее от безнаказанности чувство меры быдло придёт за ними. Оно пресытится грабежом города и тогда ринется по посёлкам, ведь именно там, по мнению этой мрази, окопались все кровопийцы, пившие кровь трудового народа, разворовывавшие бюджет, бравшие откаты и непомерные взятки. Единичные случаи нападений уже происходили.
На кол их всех!!! – с таким лозунгом налётчики шли на преступления.
Наворованное экспроприировать, а по-простому – разбить вдребезги, растащить, раздербанить.
Так уже было сто лет назад…
Мужчина вздохнул.
– Переживаешь, Андрей Николаевич? – вежливо спросил Артемьев Юрий Петрович – мужчина близкого возраста, не менее солидного и властного вида.
Хоть оба и были в камуфляже, но он не скрывал принадлежность мужчин к миру обеспеченных и привыкших отдавать распоряжения.
– Не по душе мне когда ситуация выходит из-под контроля, – откровенно признался Савельев. – Да и тебе, Юрий Петрович, как я погляжу, тоже.
В ответ собеседник коротко кивнул, плотно сжав губы волевого рта, и поправил ремень висевшего на плече охотничьего ружья.
– Хорошо, хоть семья здесь, – всё же добавил Артемьев. – И всё равно неспокойно мне. Что мы можем с этими ружьями против толпы? Как ты сам знаешь, на весь посёлок набралось всего девятнадцать стволов вместе с пистолетами. Если полезут одновременно с разных сторон, – конец нам всем. Это и нервирует меня. Охрана вся разбежалась. Да и толку от неё всё равно никакого не было. Дармоеды, как ни приеду – постоянно дрыхнут на посту. – Юрий Петрович недовольно цыкнул уголком рта, помолчал недолго и продолжил: – Они первыми начнут показывать мародёрам, какие дома грабить, да и сами полезут вместе с остальными сволочами… Пулемётов бы штук десять сюда. Тогда охладили бы пыл любой толпы.
– Где ж их взять-то? – хмыкнул Савельев.
– У меня свояк служит на оружейном складе. Сколько раз я ему предлагал перейти на продовольственный! Помог бы, есть такая возможность. Не хочет. Я, говорит, солдат, а не крыса складская, чтоб тушёнку воровать.
– Если у тебя свояк такой правильный, то все твои мечты, Юрий Петрович, о пулемётах, мечтами и останутся, – заметил Савельев. – Хотя должен признать, что сам не отказался бы от такой защиты. Ситуация действительно критическая, заниматься самоуспокоением нельзя. Эти гады никого из нас не пожалеют. Мы для них и есть олицетворение того самого зла, что губит Россию, за которую все они так радеют с пеной у рта.
