Сентябрьский день выдался пасмурным, неясным, прохладным. И походил с утра пораньше на среднестатистического жителя большого села, который встал с бодуна и хотел помахать кулаками. Небо утреннее белело. И над горизонтом плыла лилейная пелена. Веял тонкий ветерок. Воздух в тихом провинциальном захолустье под названием «К» сотрясли петушиные крики. И те звучали громко и звонко. И даже рождалось небольшое эхо. Их перекличку разбавлял голос бродячего пса Каторжанина. Он игрив и весел по нраву. Тело мощное, брутальное. Высота средняя. Голова массивная. Уши большие и висят. Морда душевная, хоть и покусанная и поцарапанная в диком бою. Глаза бурые, округлые. Шерсть жёсткая, трёхцветная. Лапы широкие, когтистые. Каторжанин уже как год бегает по округе. Его нерадивый хозяин Паша Печкин пошёл по этапу. Он невысокий, жилистый. Лицо всегда багряное. И вид как у весёлого утконоса. Глаза голубые и словно всегда пьяные. Паша подобрал пса на улице. И дал ему кличку Каторжанин. И в тот далёкий вечер налил ему кружку портвейна. И пёс вылизал всё угощение сполна. И ещё просил добавки. Но больше ему не подали. Паша выпил весь портвейн из горла бутылки. И затем повалился дома на раскладушку. Он был пьян в дупель. Пёс занял место на крыльце старенького, бревенчатого, низкого домика. И был несказанно рад, что у него вновь появилась крыша над головой и своя миска. Но всё изменилось быстро. Паша сорвался. Он пошёл по этапу. Его судили за то, что он под покровом ночи выкопал у соседа картошку. И умело т продавал на рынке в течении недели. И выпивал отменные ликёры и вина на деньги, которые легко отмывал. Но его быстро вычислили. И на суде он даже немного стеснялся и волновался. И прятал глаза. Ему стало стыдно за свои деяния. Сосед Давыд Маврович Будёный не скрывал радости и веселился от души. Он небольшого роста, упитанный, как кабан. И лицо бордовое щекастое, как морда у закоренелого секача. Лишь клыков не хватает. Он недавно вернулся из лечебницы, где он проходил курс оздоровления. У него ноги колесом и те сильно ноют и порой боли достают крепко. Он не скрывал своих бурных эмоций в зале судебных разбирательств. Изо рта полетели слюнки. И он теми прямо забрызгал несколько лиц. Он прямо громко закричал, что, мол, сукин ты сын грёбанный ты сосед… Ты пропил мою картошку… И продал её на базаре… Я не верю, что он в одиночку выкопал всю мою картошку за три дня… Он работал с кем-то в связке этот лжец и мошенник… У меня пятьдесят соток земли… И весь урожай коту под хвост… Я требую, чтобы его посадили на тридцать лет в тюрьму… И там его кормили этой самой картошкой и отрубями, как лошадь… Я не верю, что он всё продал… Как он смог… Пускай он мне вернёт все деньги… Наглая рожа… Прячет глаза сукин сын… Но ничего ты попался… И теперь ты не отвертишься… Харя ты наглая… Моя картошка выйдет тебе боком… Алкаш несчастный… Я из твоего пса сделаю чучело… Я его прибью как бешеного… И посажу на своём огороде… Давыд разошёлся дико. И его прямо не остановить. Изо та так и летели брызги во все стороны. Судья запротестовал. Тем оказалась милая девушка Олеся Муркина. Она статная. Лицо милое, как у Белоснежки. Казалось, где-то прятались гному у неё под столом. И она показала своё характер. И крепко ударили молотком по столу. Но Паша взял слово. Его задели речи Давыда, когда тот сказал, что из пса сделает чучело. Паша вскочил на ноги. И плотно прижался к стальной решётке. Тогда он сам стал походить на бульдога. Он выказала лютую гримасу. Глаза выпучил. И смотрел прямо на Давыда. И закричал яростно и громко, что, мол, если тронешь моего пса, я тебя прибью… Я из тебя сделаю чучело и сожгу, как на масленице… Так и знай жирный ты поросёнок… Давыд лишь громко засмеялся. И вновь выдал красноречивую речь. И не пожалел много бранный слов. Судья еле утихомирила стороны. И вынесла свой вердикт. Пашу осудили. Его признали виновным. Все доказательства явились на лицо. Он признал вину. И чистосердечно сказал, что, мол, копал картошку ночью… Днём торговал на рынке… И поимел больше двадцати тысяч рублей… Он купил много вина и коньяка, упаковку сигар, продукты… Ещё взял новый кожаный ошейник для пса… Ещё купил пару трусов и носков… И заявил, что всего осталось сто тринадцать рублей… Те лежат у него дома на советском холодильнике под клеёнкой… Кое-кому его монолог понравился сильно. И хохот не умолкал три минуты. И даже нашлись те, кто зааплодировал. Но в итоге зал судебных разбирательств притих. Лишь Давыд не успокаивался. Он принял несколько таблеток от нервов. Но и тех было не достаточно. Он почувствовал себя плохо. И его вынесли на носилках. Но он быстро отошёл в больнице. И много корил себя, что не сумел дослушать приговор. Но клялся, что обязательно отомстит. Что это не наказание для такого мошенника, маминого щенка и битюга. Пашу осудили на три года общего режима. И он отправился в места не столь отдалённые, где уже отмотал половину срока. Пёс Каторжник не отчаялся. Хотя, казалось, всё знал прекрасно. Он бегает по окраинам в своё удовольствие. И грезит подвигами. И голос у него бойкий. Он вновь подал свой дикий вой.
Небо однотонное белело. Дали сонные утренние прямо не забавляли. Повеял тонкий ветерок. Дорога асфальтная тянулась далеко. И местами появлялись крутые русские горки. По краям деревья да кусты. По левую сторону располагался стальной шлагбаум, который тянулся на целые километры. Он отделял дорогу от канала. Своего рода водного пути. Тот не широкий. Всего около десяти, а местами двадцати метров. Дорога асфальтная звала за собой. На ней появились автомобили. Впереди держался тёмный, цвета космоса седан «Лада-Самара». Колёса лихо крутились. Резина на половину лысая. Мотор работал отменно. Хотя автомобиль уже справил своё пятнадцатый день рождения. На спидометре стрелка показывала сто тридцать километров в час. В чистом салоне пахло одуванчиком и клевером. Бывший хозяин болида упитанный боров Ерофей Куличкин увлекался козами. И порой возил траву прямо на заднем сидении. И та теперь, высохнув, пахла прямо чудесно. За рулём сейчас находился Николай Николаевич Щегликов. Он сейчас нигде не работает. По профессии он писатель. И у него наметился творческий кризис. Он много выпивал и нервничал. И никак не мог найти идею, которая бы его вознесла до небес. Его книги мало кто читает. Он пишет про всё, что видит. И порой получается полная ахинея. Его часто высмеивают друзья. И особенно ему напоминают его записки о том, как он описывал спаривание быков и телушек. И ещё рождение уродцев. Также хихикают и над его романом «Мутант Егор Мул-Насильник», где он подробно описал насилие доярки Глаши Диковой. Он, когда слышит эти упрёки, просто приходит в бешенство. И он порой бросается на визави с кулаками. И кому-то из них сильно попало. Характер у него своенравный, импульсивный волевой. Он строен и подтянут. Плечи развитые. Шея крепкая. И та плотно держит голову. Николай любит дома потягать гирю. И, как правило, соединяет тренировку и распитие пенных напитков. Он нечасто, но напивается вдребезги. У него просто отсутствуют тормоза в этом плане. Лицо весьма приятное. Волосы тёмные, кудрявые. Лоб широкий. Глаза большие, выразительные, голубые. Нос греческий, прямой. Губы полные, багряные. Подбородок округлый. Тело весьма мускулистое. Торс гладкий и более чем рельефный. Руки мощные. Прямо есть округлые бицепсы. Николай часто те выставляет напоказ. Он любитель в стрингах пощеголять по жаркому летнему пляжу. И так он познакомился со своей спутницей. Её зовут Василиса Агафоновна Муркина. Она прямо с виду недотрога. Она стройная, гармоничная, невысокая. Её рост всего один метр шестьдесят семь сантиметров. Вес бараний. Но она выглядит сочной. Она сексуальная и пылкая. Шея тонкая, но развитая. Голова правильных форм. Стрижка золотистых волос короткая, модная. Лик симпатичный. Лоб широкий. Глаза большие, лазурные. Нос как у мышки. Рот маленький. Подбородок острый. Характер бойкий. У неё много сил в руках. Она любит порой потягать тяжести. И даже пару раз уложила Николая на лопатки, когда он приставал по пьяному делу. Она обожает и по груше боксёрской побить и руками, и ногами. Она девушка с характером. И раз пять отбивалась от пьяных панков и бродяг. И даже её один раз не миновал сексуальный маньяк. Крошка Василиса поздно возвращалась домой. Она шла затемнёнными закоулками, как обычно. И ни о чём не помышляла. Она слушала плеер. Тень появилась резко. И нависла над ней. Маньяк в лице Серёжи Мотыгина крепко схватил девушку. Он жилистый. Руки длинные. Лицо неказистое. Он дурно ухмылялся, находясь под экстази. И виднелась его беззубость. Он уже совершил одну попытку изнасилования. Но та закончилась для него неудачно. Он попытался овладеть статной женщиной Тамарой Буровой. Но та оказалась ловкой и сильной. И сумела дать отпор безумцу, который на неё плотно насел. И даже уже стянул с себя штаны. И оголил свой возбуждённый «шлинг». Тамара не растерялась. Хотя получила крепко по носу. Она схватила булыжник. И тем плотно ударила визави прямо по лицу. Серёжа отлетел в сторону. Он лишился передних зубов. И, когда очнулся, то уже обнаружил, что женщина убежала. Но он особо не опечалился. Он вновь объелся всякой дряни. И возбудился не на шутку. И напал тогда на крошку Василису. Он резко выскояил из-за гаража и схватил её за пояс. И бросил сильно в сторону. Василиса упала с ног на бок. И тут же ощутила давление. Серёжа навалился. Он тут же расстегнул штаны. И оголил свой «шланг». И грубо тут же поцеловал недотрогу в шею. И даже полизал, как полный псих. Василиса закричала. Но сразу поняла, что её никто не поможет. И нужно действовать самостоятельно. Она не дрогнула. Она схватила рукой грязи. И сумела так вывернуть руку, что обмазала негодяю всё лицо. Тот потерял видимость. И дико завопил. Василиса вывернулась. И быстро вскочила на ноги. Она дышала неровно. И не спешила бежать. Она уверилась в свои силы. Серёжа поднялся на ноги. Его оголённый волосатый пах слегка белел. Возбуждённый «шланг» забавно раскачивался. Тот имел размер около двадцати сантиметров. Василиса округлила глаза, глядя на сексуально маньяка. Она успела достаточно рассмотреть его половой орган, пока он вытирал себе лицо. Девушка не стушевалась. Она решительно шагнула вперёд. И широко махнула правой ногой. И точно угодила по большим «помидорам» негодяя. Тот завопил страшно. Он схватился руками за свой пах. Ноги подогнул. И тут же упал на коленки. Он заорал на весь квартал. Но тут же утих. Его утихомирила Василиса. Она махнула правой рукой. И так плотно ударила визави, что тот мигом свалился на бок. И утратил чувства. Василиса ещё плюнула тому в лицо. И сказала, что, мол, ещё раз на меня нападёшь и я тебя порву, как Тузик грелку. Василиса сразу удалилась. Серёжа очнулся через час. И не понимал, где находиться. Он в итоге загрмел в психушку. Он вновь набросился на очередную стройную дамочку Лизу Омелину. И та оказалась сотрудником ГАИ. Он её грубо поцеловал и порвал юбку. Но не более того. Она сумела надавить тому на больное место. И ловко обезвредила. И надела наручники. Она вызвала наряд. И оформила негодяя по всем статьям. Серёжу признали невменяемым. И отправили в местное Кувшиново. И там ему хорошо наподдавали крытые парни. Он бросился в окно. И сломил себе ноги. И после выздоровления вновь оказался в психушке. Он повернулся окончательно. Василиса о том случае не вспоминает. Она обрела счастья с Николаем. Он её заводит. Она фанат автомобильной эротики. И порой доводит своего мачо до самых огненных оргазмов. Она не прочь заняться любовью даже на капоте автомобиля в центре столицы. Но если у неё отменное настроение. И то она умеет поднимать сама себе ещё как. Василиса восседала на переднем сидении. И смотрела прямо. Вид имела сонный. На ней красовалась утеплённая джинсовая куртка. Штаны тёмные и ботинки на высокой подошве. Те шнуровались высоко. Девушка держала в руках термос-стакан. Из того тянулся тонкий парок. Она смаковала отменный чёрный сладкий кофе со сливками. И тут же угощалась кремовым пирожным и пончиками из небольшого пластикового контейнера. Она тонко облизала свои пальчики на правой руке, который обмазались кремом. Николай чутко глянул на свою подружку. И мило улыбнулся. Глаза сонные даже прояснились. Он крепко держался за руль. И отменно вёл скоростной болид. Василиса заметила чудный взгляд спутника. И недоумевала. Сейчас она походила на зайчонка, который забежал незнамо куда. И теперь сидел в кустах и немного дрожал, поджав уши.