1. Глава 1
Алексей
В палате реанимации чуть слышно гудел инфузионный насос, равномерно пищал кардиомонитор. За годы работы в больнице я привык к этим звукам, они меня успокаивали. Даже не глядя на показатели, я слышал, что с пациенткой все в порядке. Теперь — в порядке, хотя несколько часов назад она чуть не умерла.
Такая молодая… Её светло-рыжие, почти золотистые волосы были откинуты на подушку, не скрывая бледного лица. В любой другой ситуации я ушёл бы домой отдыхать после шестнадцатичасового дежурства, но сейчас. Остался, чтобы лично сообщить девушке обо всем, когда она очнётся. А новости, к моему глубочайшему сожалению, были ужасными. Впервые не знал, как сказать пациентке о том, что с ней произошло: «Мне очень жаль» или «Мы сделали все, что было в наших силах»? Как же заезжено это звучит! Руки непроизвольно сжались в кулаки от бессильной злости. Где-то в глубине груди начала зарождаться паника. Так иногда случалось после смерти Леры. Я принялся дышать глубоко и равномерно, пока не почувствовал, что начинаю успокаиваться.
Устало прикрыл глаза и покачал головой. Нет, это все не то. Не те слова, которые ей нужны! Но проблема в том, что, какие бы я слова ни подобрал, от этого ничего не изменится. Сделал ли я все, что мог в этой ситуации? Да. Станет ли ей от этого легче? Не думаю.
Девушка издала какой-то звук, который даже стоном назвать трудно — настолько тихим он вышел. Я поднялся со стула, где сидел уже несколько часов, и подошёл к её койке. Анестезия заканчивала действие. Она с трудом открыла глаза и попыталась сфокусировать на мне взгляд.
— Майя, вы знаете, где находитесь? — спросил у неё мягко.
Она несколько секунд осмысливала вопрос, потом медленно кивнула. Я видел, что она испытывает жуткую слабость после наркоза и всего, что с ней случилось.
— Помните меня? Я ваш врач, — встал так, чтобы ей не пришлось двигать головой, глядя мне в глаза.
Девушка снова чуть заметно кивнула. На пару секунд прикрыла веки и снова с усилием их распахнула.
— Что… — шепнула она, но я перебил её, зная, что ей трудно говорить.
— Вы попали в аварию, потому что вам стало плохо с сердцем, — старался не сыпать терминами, чтобы пациентка все поняла, потому что она ещё не до конца пришла в себя.
Руки её непроизвольно дёрнулись к животу. Она так на меня смотрела, ещё не задав главный вопрос, что мне хотелось на том самом месте провалиться сквозь пол, только бы больше не видеть того, что отражалось в её глазах цвета гречишного мёда. Убежать, раствориться — что угодно, только бы не говорить то, что я должен был сказать!
— Малыш?.. — её нижняя губа задрожала, кажется, она все поняла по выражению моего лица. Ведь если бы я был хорошим актёром, наверное, поступил бы в театральный институт, а не в мед. Но актер из меня никакой, поэтому она читала меня как открытую книгу.
— Простите, мы не смогли сохранить беременность, — сумел кое-как выдавить из себя.
Лицо её исказила гримаса боли, а рот приоткрылся в беззвучном крике. Она не издала ни звука, а глаза оставались сухими, но я будто оголённых проводов под напряжением коснулся, глядя на это ничем не прикрытое страдание.
Сердечный ритм немного сбился, о чем сразу сообщил монитор резкими звуками.
— Майя, успокойтесь, дышите ровно, слышите меня?
Она мотала головой, дыхание участилось. Этак она до нового приступа себя доведёт. Пришлось попросить вошедшую медсестру добавить пациентке ещё препараты. Очень скоро писк прибора снова стал монотонным, а девушка расслабилась и заснула.
— Алексей Викторович, шли бы вы домой, — сочувственно улыбнулась мне медсестра, коснувшись кончиками пальцев моего предплечья. — Мы тут сами справимся.
Как же я ненавидел этот взгляд! Таким меня провожали после смерти Леры все коллеги. Это сострадание вперемешку с сочувствием. Как же хотелось… напиться! Да, это было именно то, что мне в тот момент требовалось. Только бутылка чего-нибудь крепкого, что заставит просто вырубиться без сновидений.
Коротко кивнул медсестре и, не оглядываясь, вышел из палаты. Я сделал для этой девушки все, что мог. Так почему же мне казалось, что с позором убегаю от неё?..
***
Несмотря на усталость и усиленные возлияния, сон не шёл ко мне. Ощущая слабость в ногах, вышел из квартиры и пошёл вдоль набережной реки. Несмотря на глубокую ночь, город не спал. Мегаполисы никогда не засыпают полностью. Это ведь как огромный муравейник, где у каждого свои заботы, где каждому плевать на другого…
Показалось, что меня сейчас вывернет. Перегнулся через перила, но все обошлось. Тошнота отступила. А я так и остался почти висеть на перилах, глядя на тёмную воду, которая отражала фонари по другую сторону реки. Не знаю, как долго так стоял. Мозг подбрасывал вспышки воспоминаний о событиях с последней смены.
В этот раз я дежурил в отделении скорой помощи, куда нас отправляли примерно раз в две недели, хотя в последние месяцы я дежурил в неотложке чаще, брал дополнительные смены, подменял коллег по ночам — все, только чтобы не оставаться одному в квартире. Холодной и пустой, несмотря на то, что стояла середина лета. Я заваливал себя работой, а в перерывах на отдых пил, ведь каждый справляется с горем как может. Это мой способ уйти от реальности.
День выдался тяжёлым с самого начала уже хотя бы потому, что ровно год назад я потерял жену. Как чувствовал, что ничего хорошего сегодня можно не ждать. Интуиция не подвела.
У новорождённого, который появился в нашей больнице несколько часов назад, обнаружили порок сердца. Крохотный пациент нуждался в срочной операции, иначе он не выжил бы. Мальчик был доношен и в остальном здоров, но без хирургического вмешательства не дожил бы даже до следующего дня. Я имел опыт в детской хирургии, однако это всегда давалось мне тяжелее. И даже не из-за размеров органов, хотя и это играет роль. Оперировать ребёнка мне всегда сложнее в моральном плане. Наверное, врач не имеет права так рассуждать, не нам судить, кто обязан выжить, а кто — нет. Но все же когда я оперировал взрослых, понимал, что они уже узнали, что такое жизнь, может быть, цинично, но это так. А дети… Я как будто брал ответственность за их будущее. Как будто, если не я, то им уже никто не поможет. Впрочем, часто так и получалось.
Это вовсе не значит, что, оперируя взрослых, я прикладывал меньше усилий. Нет, я всегда выкладывался на сто процентов. Но, работая с детьми, я словно шёл по острому лезвию. И это крайне выматывало.
Операция маленького мальчика прошла успешно, без каких бы то ни было неприятных сюрпризов. Ему предстояла ещё одна операция через несколько месяцев, но уже плановая и не такая трудная.
Я уже представлял радостные слезы его матери, когда буду сообщать ей о том, что её ребёнку больше ничего не грозит, что пройдёт несколько месяцев, и он будет расти без всяких ограничений, как и его полностью здоровые сверстники. В будущем он сможет заниматься и футболом, и плаванием, и любым другим спортом, который только выберет! Лишь первое время ему понадобится чуть больше внимания, чем обычным детям, а потом он ничем не будет отличаться от других малышей.
