Летом 1936 года в Москве стояла тропическая жара – 37° C в тени. Просто Африка какая-то. Окна во всех домах были распахнуты настежь, небольшое одноэтажное здание филиала Научно-исследовательского института электросвязи не было исключением. В такое пекло, да ещё в прокуренной комнате, совсем нечем было дышать.
Егор чувствовал, как липкий пот стекает за воротник. Начальник лаборатории (одновременно молодой руководитель), Егор не мог позволить себе расслабиться и расстегнуть пуговицы, как это делали его сотрудники, сидевшие за лабораторными столами. Женщин среди них не было, и поэтому молодёжь – ребята из его лаборатории – работали, смело расстегнувшись чуть ли не до пупа.
«Ну ничего, лишь бы работа бодрее шла, – думал Егор, глядя на них. – И плевать на все обвинения в мягкотелости, что не принимаю мер за нарушение внешнего вида подчинённых».
Он торопился – сейчас ему надо скорее закончить расчёты электрических схем и отдать их на макетирование своим полуодетым радиотехникам.
– Товарищ Красин, вас вызывает начальник к 13 часам, – сообщила ему по телефону секретарь Фалеева.
Времени оставалось в обрез. Егор, недовольный тем, что приходится прерываться, собрал бумаги и аккуратно положил их на отведённое им на рабочем столе место. Вздохнул, посмотрев на своих куряк. Поголовное пристрастие к курению было следствием прошедших голодных лет. Курить начинали ещё в нежном возрасте из желания подражать старшим, повзрослев, продолжали по непобедимой привычке.
– Работайте, я в институт, туда и обратно, – бросил на ходу Егор, направляясь к выходу.
Минут через сорок, пригладив упрямые русые волосы, Егор вошёл в кабинет начальника института, товарища Фалеева.
Фалеев был комсомольским выдвиженцем, ненамного старше Егора. Плавно перейдя из комсомола в партийные кабинеты и побыв там на третьих и вторых ролях, он так же плавно перебрался в руководящее кресло начальника института. Он занимал большой кабинет, обставленный массивной старорежимной мебелью. Фалеев хотел, чтобы присутствующие прочувствовали в нём мудрого деятеля и строгого руководителя. Свою задачу он понимал несколько прямолинейно: толкать и подгонять своих нерадивых подчинённых. В технические вопросы он не вникал, предпочитая контролировать исполнение понедельных и помесячных планов, которые по его требованию начальники лабораторий писали сами для себя и спрашивали того же от своих подчинённых. В общем, в институте процветали поголовный контроль и отчётность, и как следствие – очковтирательство и подхалимаж.
– Почему задерживаете с испытаниями новых приборов и что у вас с отчётностью? Эти планы брались на месяц, который на уже исходе! Опять дисциплина хромает у вас там, на выселках?
Страна ставила амбициозные задачи перед радио- и телефонной электросвязью, на выход в эфир уже просилось экспериментальное телевизионное вещание. Необходимо было охватить связью как можно больше населённых пунктов, армия ставила перед учёными новые задачи, которые невозможно было решить, не развивая радиопромышленность. Повсеместно осуществлялся призыв товарища Сталина «догнать и перегнать» развитые капиталистические страны. Америка в этом списке занимала первое место.
– Товарищ Фалеев, лаборатория работает, не теряя в темпе, новое оборудование уже в макетной версии проходит полевые испытания. Для серьёзных подвижек и дальнейших разработок нужны передающие и приёмные радиолампы с новыми характеристиками.
– Сроки работ вышли из графика! – Фалееву не нравился этот слишком уверенный в себе молодой человек – инженеришка, а корчит из себя профессора. Тем более лаборатория находится на отшибе, трудно контролировать.
«Ох, распустились там, надо научить их свободу любить», – пульсировало в голове Фалеева.
Сейчас его заботило, где брать показатели, о которых можно рапортовать наверх как об успехах своего института, и как получать благодарности, поощрения, когда подчинённые несут какой-то лепет, перекладывают ответственность за срыв работы на нехватку оборудования, и это в то время, когда вся страна охвачена стахановском движением!
– Ох, распустились все! Раскудрит твою…
– Да, я всё понял, работу усилим и испытания оборудования ускорим. Для этого прошу направить меня в командировку в Горький, на радиозавод. По нашему заказу там должна разрабатываться опытная серия новых усилительных радиоламп, однако подвижек никаких. Там надо толкать, контролировать, чтобы производство шло быстрее и в соответствии с нашими требованиями.
Фалеев был опытным службистом, не пёр напрямую, а вёл себя с опаской, подобно шахматисту, просчитывая ходы наперёд. Если взял инициативу, то при отсутствии результатов ответишь вдвойне, если из этого что-нибудь выйдет путное, то можно подчеркнуть своё участие, ведь без мудрого руководителя не было бы и успешных результатов работы.
– Езжай, тебе трёх дней хватит
– Вы чё?
– Максимум неделя! – резюмировал Фалеев.
– Прошу командировку на две недели.
– Чёрт с тобой, десять дней край, и подстегни своих, пусть не расслабляются.
После содержательного разговора у начальника Егор, пользуясь случаем, по традиции зашёл к местному коллеге, начальнику другой институтской лаборатории.
– Здравствуй, Егор. Что-то зачастил ты в наш храм науки и техники.
– Привет. Пока с тем и другим беда, особенно с техникой. Только от начальника, от него не добьёшься ни слова: как помочь, чем помочь? Приходится самому всем заниматься, особенно снабжением.
– А ты хочешь, чтобы как у американцев или итальянцев – поманил пальцем, и вот оно, нате, всё материализовалось. Собирай телестанцию.
– А что, ты бы так не хотел? Или пиши Фалееву, как ты перевыполняешь планы на бумаге по пайке и перепайке, всё равно что кастрюли лудишь, а не радиотехнику делаешь.
– Не перебарщивай.
– И тебе успехов, стахановец.
Страна напряжённо и созидательно работала, к 1929 году СССР вышел на первое место в мире по мощности радиопередатчиков. Однако эти успехи стоили инженерам больших усилий: техника была штучной, сделанной по индивидуальным проектам, и поддерживалась за счёт энтузиазма учёных, инженеров и даже простых радиолюбителей. Всем приходилось только завидовать тому, что делалось за границей.
Лаборатория Красина занималась дальней связью, вопросами распространения радиоволн на базе Экспериментальной радиостанции, работающей при Шуховской башне, а также зарождающимся отечественным телевидением.
