Уильям Йейтс - На королевском пороге

На королевском пороге
Название: На королевском пороге
Автор:
Жанры: Литература 19 века | Пьесы и драматургия | Зарубежная драматургия | Зарубежная классика
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "На королевском пороге"

Прославленный поэт Шонахан лежит на лестнице королевского дворца в Горте. Король исключил его из совета, тем самым поправ древние права поэтов. Шонахан решает ответить на обиду по древней традиции, уморив себя голодом у дверей обидчика, что считается бесчестьем для дома, даже для королевского. К нему приходят многие: ученики, мэр его родного города, посланец от родителей, возлюбленная, никто не может уговорить его отказаться от своих намерений. Король и сам бы рад спасти поэта, столь популярного в народе, но однажды приняв решение, вернуть Шонахана в совет он уже не может, иначе – подорвёт свою власть. Так мы становимся свидетелями смерти человека, который готов на всё ради своих убеждений.

Бесплатно читать онлайн На королевском пороге


Действующие лица

Король Гуаири.

Шонахан.

Его ученики.

Мэр Кинвары.

Двое калек.

Брайан, старый слуга.

Фидельма.

Дворецкий.

Воин.

Монах.

Придворные дамы.

Две принцессы.

Лестница королевского дворца Гуаири в Горте. Перед лестницей сбоку – стол с едой и скамья. Шонахан лежит на ступенях. Ученики переминаются внизу. Король стоит на верхней ступени перед занавешенным входом во дворец.

Король

Мы рады видеть вас – людей, искусных
В двух видах музыки, что меж собой
Несходны, словно женщина с мужчиной.
Вы, знающие струнные орудья,
Способные сливать слова и звуки
Столь сладостно, как будто речь сама
Становится мелодией, и вы,
Умеющие дуть в витые роги,
Чье ремесло без слов, зато без лести
Кумирам времени, – благодарю.
Мы ждали вас, как ждет любовник ночи
В серебряном возке, как одинокий –
Рассвета в колеснице золотой.
Вы призваны сюда, чтобы спасти
Жизнь вашего учителя; сегодня
Она как угасающее пламя –
То вспыхнет, то поникнет.

Старший ученик

Что случилось
С великим Шонаханом? Лихорадка –
Или иная хворь? Когда он слег?

Король

Не лихорадка это и не хворь.
Он сам по доброй воле выбрал смерть,
Отказываясь от воды и пищи,
Чтоб досадить мне; ибо есть обычай –
Старинный и нелепый: если кто-то
Обижен иль сочтет, что он обижен,
И голодом себя заморит сам
Под дверью у обидчика, такое
Считается бесчестием для дома,
Будь это даже царский дом.

Старший ученик

Не знаю,
Что и сказать. Мой долг – повиноваться,
Но как повиноваться я могу,
Когда мой самый дорогой Учитель
Счел для себя достойней умереть,
Чем вынести обиду? Кто решится
Швыряться жизнью из-за пустяка?

Король

Я знал, что вы поддержите его,
Пока не убедитесь, как мелка
Причина для обид. Три дня назад
Я уступил роптанию придворных –
Епископов, воителей и судей –
Узревших для себя бесчестье в том,
Что вместе с ними на Совете Высших
Сидит слагатель песенок. Сперва
Я попросил его весьма любезно,
Но он сослался на права поэтов,
Что якобы от сотворенья дней
Утверждены. На это я ответил,
Что лишь король – источник всяких прав
И только тем мужам, кто правит миром,
А не поет о мире, подобает
Честь высшая. Придворные мои –
Епископы, воители и судьи –
Все выразили криком одобренье;
Под этот шум он вышел, но с тех пор
Отказывался от еды и пищи
С надменным вызовом.

Старший ученик

Мне стало легче;
Вы сняли камень у меня с груди –
Обычай старый вряд ли стоит жизни.

Король

Уговорите есть и пить упрямца.
Сперва я думал: может быть, сам голод
И жажда убедят его, но тщетно.
Он, видно, хочет уморить себя.
На вас отныне вся моя надежда,
А также на соседей и друзей,
К которым я послал гонцов. Пока
Он здесь лежит и губит жизнь свою,
Честь моя гибнет. Но и на попятный
Пойти нельзя: все сразу обвинят
Меня в постыдной слабости, и трон
Поколебаться может.

Старший ученик

Понимаю –
И попытаюсь убедить его.
Быть может, пребывая в неких грезах,
Он ваших справедливых слов, король,
Не слышал вовсе.

Король

Пусть поест немного.
Тревожусь я не только о себе
И добром имени своем, но также
О нем самом. Он человек, способный
Внушить к себе любовь и мужу битв,
И женщине – и всякому, кто судит
О человеке лишь по одному
Достоинству его. Но я – на троне,
И должен мерить мерой государства.
Своим безумством он превысил меру,
Своей гордыней пошатнул устои,
Повел себя надменно и мятежно.

(Готовится уйти, но вновь оборачивается).

Сулите ему дом с землей и лугом,
Богатые одежды, деньги, жемчуг –
Все, кроме права древнего поэтов.

Уходит во дворец.

Старший ученик

Король несправедливо поступил.
Но Шонахан, решивший умереть
За отнятое право, судит вздорно.
Взгляни на нас, Учитель. Отрешись
От дум своих и погляди на нас:
Всю эту ночь с коней мы не сходили,
Скакали от заката до восхода,
Чтоб оказаться здесь.

Шонахан (опираясь на локоть и говоря, как сквозь сон)

Я был сейчас
В высоком доме на холме Альвина
Со мною – Финн и Осгар. Щекотал
Мне ноздри запах жареного мяса.
И вдруг – мой сон унес меня к ручью,
Где Грания лосося потрошила…

Старший ученик

Заплакать можно, слыша этот бред,
Голодный сон про жареное мясо.
А всё зачем? – Рассказ о журавле,
Что голодом себя морил, пугаясь
Своей же тени в лунной зыби вод,
Не так причудлив и не так нелеп,
Как это заблужденье.

Шонахан

Заблужденье?
Нет, это истина. Как в лунном свете,
Я вижу, изменилось все вокруг;
Плоть, ослабев, не сдерживает больше
Полета мысли, что стремится в мир
Снов и фантазий. Показалось даже,
Что мне знакомы ваши голоса
И даже лица, – но слова настолько
Противоречат им, что я не знаю:
Кто это упрекать пришел меня?

Старший ученик

Я старший ученик твой, Шонахан,
Которого учил и наставлял ты
Так долго, что на Сретенье однажды
Сказал мне, будто я уже постиг
Едва ль не все, что нужно знать поэту.

Шонахан

Мой старший ученик? Не может быть.

Нет, это кто-то из толпы придворных,
Роившихся вокруг меня с рассвета.
Я заморочен снами – но не сдамся.
На Сретенье, сейчас припоминаю,
Я спрашивал ученика, за что
Поэзия столь чтима; мне хотелось,
Чтоб у него всегда был наготове
Ответ для диких, варварских племен
И тамошних царей. Ну, повтори:
Что он ответил мне?

Старший ученик

Я отвечал:
Поэт рисует образы Эдема
И над младенческой кроваткой мира
Их вешает, чтоб дети возрастали
Для радости и счастья. Но зачем
Я должен здесь стоять, твердя зады,
Когда ты губишь сам себя, Учитель?

Шонахан

Я начинаю узнавать твой голос.
Скажи еще, когда умрет искусство,
Что будет с миром?

Старший ученик

Коль оно умрет,
Мир без искусства станет, словно мать,
Что, глядя на уродливого зайца,
Родит ребенка с заячьей губой.

Шонахан

И я тебя еще потом спросил
(Припомни, коли ты есть ты), как должно
Хранить поэзию, – и ты сравнил
Ее с ценнейшими из всех вещей,
Какими Небо одарило Землю.

Старший ученик

Я отвечал, как ты меня учил:
Ее хранить должны мы беззаветно,
Как племя Даны бережет свои
Четыре клада, как король Грааля –
Святую Чашу, как Единорог –
Волшебный камень у себя во лбу, –
Чтоб кровь свою пролить без колебанья,
Как сладкое вино… А, понимаю!
Меня ты хочешь устыдить сейчас
Моими же словами. Но, Учитель,
Речь только о Совете Королевском:
Как может этакий пустяк затронуть
Достоинство поэзии?

Шонахан

В тот раз,
На Сретенье, поэзию отнес ты
К тем уязвимым Божьим чудесам,
Что не выносят унижений.

Старший ученик(другим ученикам)

Верно.
Что я скажу? В тот раз он называл
Двор отраженьем мира, самым первым
Его пригожим детищем, и, значит,
Всё то, что делается при Дворе
Тотчас же проникает в мир – благое,
Как и дурное. Как ему ответить?
Какой нелживый довод подыскать?

Младший ученик

Скажи, что музыка его нужна
Всем любящим ее.

Шонахан

Я и тружусь
Для них – тех, что вот-вот должны родиться
И, внемля няньке, голос обрести –
Чтоб даже гнев звучал как звуки арфы.
Но где им взять величье, если я
Не приготовил золотую зыбку?

Младший ученик(бросаясь к ногам Шонахана)

Зачем меня увел ты от родных,
От пастбища отцовского и поля?

С этой книгой читают
Кухулин, один из главных мифологических героев ирландского эпоса, оказывается мёртвым. Вернуть его к жизни пытаются его законная жена Эмер и возлюбленная Этна Ингуба. Но дух, который может вернуть его к жизни, ставит условие, что Кухулин оживёт, только если Эмер откажется от надежд на то, что он снова полюбит её. Та, терпевшая неверность всю их совместную жизнь, вдруг чувствует ревность. Именно в тот момент, когда надо отказаться от надежды на во
Пьеса повествует о смерти одного из главных героев ирландского эпоса. Сюжет подан, как представление внутри представления. Действие, разворачивающееся в эпоху героев, оказывается обрамлено двумя сценами из современности: стариком, выходящим на сцену в самом начале и дающим наставления по работе со зрительным залом, и уличной труппой из двух музыкантов и певицы, которая воспевает героев ирландского прошлого и сравнивает их с людьми этого, дряхлого
На графских землях наступили жуткий голод и бедность, ставящие жизнь крестьян под угрозу. Молодая Графиня Кэтлин, образчик христианской добродетели, пытается всем помочь, не жалея никаких денег. Но вот появляются двое неизвестных. Одетые как восточные купцы, своими хитрыми речами они привлекают всеобщее внимание, обещают деньги нищим и голодным за простейшую вещь, которая есть у каждого бедняка… За их душу! Купцы оказываются бесами, посланными со
Молодой Кухулин, один из главных героев ирландского эпоса, приплывает к ястребиному источнику, который бьёт очень редко и совсем недолго. По легенде, если выпить оттуда воды, то станешь бессмертным. У источника он встречает старика, который когда-то, будучи столь же юным, пришёл к источнику. Но ни разу ему не удавалось поймать нужный момент. И вот он уже состарился, провёл здесь большую часть жизни, а бессмертия так и не получил. Хранительница ис
«…Chere maman! Я пишу вам только записку, чтобы Вы были спокойны на мой счет. Я совершенно цел и невредим. Нахожусь на бивуаках в Арчине – с казаками, к которым я прикомандирован; здесь собран весь керченский отряд. Не пишите мне, потому что мы долго стоять не будем; я же буду по-прежнему по возможности аккуратно вас извещать. Что бы вы ни услыхали про Керчь или Еникале, будьте спокойны…»
«…Начнем с «Отечественных записок» (1848 г.), где образовался круг молодых писателей, создавший, уже довольно давно, какой-то фантастически-сентиментальный род повествования, конечно, не новый в истории словесности, но, по крайней, мере новый в той форме, какая теперь ему дается возобновителями его.Всякий несколько занимающийся отечественною словесностию, знает наперед, что изобретатель этого рода был г. Ф. Достоевский, автор «Бедных людей»…»
«…Создания, в основании которых лежат жизнь и обычаи простого народа, заметно расплодились у нас во всех формах, и уже начали составлять яркую и, скажем, утешительную черту современной литературы. Много новых элементов для романа, повести и комедии открыли даровитые писатели на этом поприще; много оригинальных лиц и физиономий, принадлежащих исключительно русскому миру, ввели они в дело, и на многие, доселе еще неведомые источники патетического,
«Несмотря на разнообразие требований и стремлений нашей современной критики изящного, можно, кажется, усмотреть два основные начала в ее оценке текущих произведений словесности. Начала эти и прежде составляли предмет деятельной полемики между литераторами, а в последние пять лет они обратились почти в единственный сериозный вопрос, возникавший от времени до времени на шумном поле так называемых обозрений, заметок, журналистики. Начала, о которых
«Знакомство мое с Кузьмой Ефимычем относится к тому бесконечно далекому времени, когда при устье Невы стоял не Петроград, а Петербург, когда прохожие не падали в обморок от полуденной пушки, когда извозчик от Николаевского вокзала до Новой деревни рядился не за два с полтиной, а ехал за восемь гривен, когда малая французская булка с хрустящей корочкой стоила три копейки, а десяток папирос «Мечты» – шесть, когда монументальный постовой городовой б
«В Сен-Совере, в этом благоуханном, зеленом, быстроводном уголке горных Пиренеев, я однажды утром прочитал на базаре большую афишу о том, что:„В воскресенье 6-го сентября 1925 г. на байонской арене состоится строго подлинная коррида при участии трех знаменитых матадоров: дона Антонио Ганеро, Луиса Фрега и Никанора Вияльта, которые, в сопровождении своих полных кадрилий пикадоров, бандерильеров и пунтильеров, сразятся каждый с двумя быками и пронз
В книге без прикрас рассказывается о работе школьного педагога-психолога в реальных условиях. Читатель с удивлением узнает, насколько опасна и сложна эта профессия. Но она тем и интересна!
Что делать одинокой, потерявшейся собаке в большом городе? Правильный ответ: не сдаваться! Сказка о преданности и настоящей дружбе.