Глава 1
Новый дом – новые гости
-Уже можешь спускаться. Посмотри, как получилось.
Валери взяла нож для мяса, положила кисть руки на разделочную доску и размахнулась – чтобы ему действительно было, на что посмотреть, – но меньше, чем через полминуты убрала нож в ящик и поставила доску на место: поняла, что снова перепутала жанр.
Валери поставила букет черных астр в вазу с гравировкой и, лениво проведя рукой по глазам, опустилась на единственный стул, оставшийся на кухне. Цветы смотрели на нее, словно ее вид был им интересен: они выпучили лепестки, изучая ее серое платье, тоненький золотой браслет с круглыми звеньями на левой руке и туфли с острым носком. Вот только Валери никак не могла понять, одобряет ли красующийся букет ее вечерний шик или же принимает ее за конкурента. Ни одна из астр не выразила своего восхищения словесно, и Валери захотелось смять их все и засунуть в мусорный бак к остаткам еды и другому барахлу, которое она вытащила из углов, драя комнаты. Но надо быть сдержаннее, и лучше не зацикливаться. Просто представь водопад.
Со стороны лестницы послышался шорох.
ПРОСТО ПРЕДСТАВЬ ЭТОТ ЧЕРТОВ ВОДОПАД!
Сейчас он придет и посмотрит на нее с неодобрением. Ты пассивна. Ты одеваешься, как вдова. Почему ты не дружишь с девочками из школы? Почему не ходишь в кино и на танцы? Почему не общаешься с парнями? Валери давно поняла – есть вещи, которые не меняются. Не важно, синие цветы в моде или черные, все равно он будет учить ее жить.
Валери поместила вазу в геометрически отмеренной середине деревянного стола с закругленными углами, рассчитанного на восемь персон. Ни пылинки: ни на столе, ни на полу, ни на стульях, каждый из которых располагался строго на своем месте. Окна были открыты, шторы расправлены, свет заливал всю сияющую чистотой гостиную – придраться не к чему.
Со стороны лестницы послышались шаги. Он, как всегда, шаркал ботинками по полу.
–Сделала? – вошедший в гостиную низкорослый мужчина на ходу пытался завязать галстук. К избыточному весу прибавились еще и проблемы с дыханием, но на вид Альберт Астор казался человеком милым, открытым для общения. Люди тянулись к нему еще более охотно, когда обращали внимание на костюм из дорогого материала и кожаный бумажник.
Он осмотрел гостиную, и на его желтоватом лице появилась искренняя улыбка с едва уловимым оттенком печали или усталости. Так улыбаются немолодые люди, считающие, что вся энергия молодости была потрачена впустую, а наступающая старость несет с собой только сожаление об упущенных возможностях. Как он ни пытался спрятать все это за доброжелательностью, какая-то мелочь всегда его выдавала, и было не так сложно разглядеть под маской старческого веселья гримасу разочарования.
–Здесь все так красиво, что я не узнаю свой дом, серьезно. Знаешь, мне теперь даже не хочется, чтобы кто-то приходил. Мы бы прекрасно посидели вдвоем, правда?
–Правда. Надеюсь, они и не придут. Не знаю, почему мне так не хочется этим заниматься. У меня контрольные на носу, я бы лучше за книжками посидела.
–Какие контрольные? Учебный год закончился.
–Я имею в виду – воображаемые. – Валери поднесла ладонь ко лбу.
–Выпей чаю, успокойся. – Он растягивал гласные. – По второму каналу сейчас идет «История Французской Коммуны», рассказывает этот профессор… как же его имя… – Альберт почесал переносицу, пытаясь вспомнить.
–Леру, – Валери села за стол и скрепила руки в замок.
–Точно, Леру. Там слышен голос диктора, можешь использовать это как упражнение.
–На Норд? – вяло бросила вопрос Валери.
–Угу.
–Что-то не хочется… – Она вздохнула и повернулась к окну.
Снова на Норд. Она терпеть не могла язык, который каждый день кричал из телевизоров и радиоприемников. Никто здесь не говорил на нем, никто не думал на нем. Семь лет тому назад…
Итак, кто-нибудь желает выйти к доске? Никто? Уважаемые леди, незнание новейшей истории не прибавит вам миловидности (смех в классе). Так кто же? Валери, может быть, вы?
(Боже, как же меня все достало). Да, конечно.
Кхм. 1 января 1959 года вышло постановление о том, что с 1 марта страна будет присоединена к Центральному Содружеству Германия, и, следовательно, официальным языком станет немецкий формата Норд-2 – язык, специально созданный для северных полугосударств, входящий в состав Содружества. С лозунгом Единство, сотрудничество, знание! мы войдем в новую эру и научимся по-настоящему ценить достижения человеческого разума. После интеграции в…
–Да перестань же так нервничать, – голос отца встрял в ее мысли. – Займись чем-нибудь. Пока есть время, я посижу у себя, мне осталось всего три главы. Только сначала пропущу стаканчик. – Он пошел на кухню, и Валери услышала, как открывается дверца бара.
–Только не надо сейчас начинать! Впереди еще ужин! – крикнула она, но сразу поняла, что запоздала.
По телу начала разливаться скука. Ей правда нужно было чем-то заняться. Валери даже захотелось открыть бархатную шкатулку, которую она прятала под кроватью, и осыпать себя ядом материнских драгоценностей. Она представила себе Луизу Астор на лошади, рассекающую пустыни Австралии, ослепляющую бесконечные пески своей улыбкой, – но всегда без ответа. Должно быть, ей интересно там. Там много солнца, и оно, наверно, нещадно раскаляет землю. Только здесь оно едва касается крыш домов косыми лучами, а иногда неделями не показывается – забываешь, что оно вообще существует.
Луиза Астор оставила ей шкатулку с украшениями, непонятно где и когда ей добытыми, пару писем сентиментального характера и ничем не притупляемое ощущение странной неполноценности. Да, она не была создана для семейной жизни, для мещанских радостей провинциальной общины. Она ненавидела деньги – так она писала в письме – и дорожила только своей свободой. Ее можно было увидеть идущей под руку с красивыми джентльменами во всех крупных городах – от Веллингтона до Перта, но вновь переплыть океан она не могла; что-то, безусловно, удерживало ее там. Ведь абсолютной свободы не существует – это даже ребенку понятно.
Валери медленно встала и стала ходить по комнатам – осматривать все вокруг в поисках недостатков: пыли, пролитой воды – чего угодно, что могло броситься в глаза гостям. Валери чувствовала, как падает в объятия своей паранойи: внимание обостряется, все видится ярче, и в такие моменты ей кажется, что она способна заметить трещину в миллиметр, маленький кусочек отлетевшего лакового покрытия, каплю грязи на раме, волокна пыли в углу у стеллажа. И каждое такое явление заставляло ее в отчаянии сжимать кулаки: она не могла сделать идеальным даже тот отрезок пространства, который называла домом, ей становилось плохо снова и снова от осознания того, что, как ни старайся, никакого совершенства ни в чем ей достичь не удастся. Любая попытка изначально обречена на поражение.
