Немногочисленные гости, пришедшие после похорон помянуть Лизу, давно разошлись. Убрав со стола и вымыв посуду, ушла и домработница Аня. Вслед за ней, подчинившись просьбе Надюши, простилась Надюшина близкая подруга Наташа. В роскошно обставленном большом особняке хозяйка осталась совсем одна. Она сидела в гостиной в мягком кресле в стиле Людовика XIV, тупо глядя в черное пространство незажженного камина, не испытывая никаких чувств. Горе, словно мясник, выпотрошило ее душу, не оставив ни малейшего смысла в дальнейшем существовании.
Каминные часы пробили дважды. Надюша вздрогнула, мотнула головой, как будто желая избавиться от кошмара, поднялась и медленно подошла к окну, ее шаги безответным эхом разнеслись и растаяли в пустых комнатах. Она не помнила, сколько стояла у оконного проема и что видела за стеклом. Мрак, вокруг был непроницаемый мрак, который не могли развеять даже самые яркие фонари, освещавшие сад. В эту ночь ей так и не удалось уснуть.
Надюша поднялась с постели, вышла в гостиную, достала альбомы с фотографиями и принялась пересматривать снимки, но вид улыбающейся дочери причинял нестерпимую боль, и несчастная оставила это занятие. Затем она вернулась в спальню, открыла гардероб и стала с остервенением сбрасывать с вешалок одежду, расшвыривая ее во все стороны по комнате. Когда последний наряд униженно распростерся на полу, Надюша принялась за ювелирные украшения. Затем отправилась в кабинет. Груда документов, лежавших на столе, тут же была сметена на паркет, вслед за ними полетели сувениры, вазочки, книги с полок…
Когда солнце поднялось над горизонтом, слизывая с травы последние капли росы, роскошный особняк Надюши внутри представлял жалкое зрелище: как будто десяток смерчей пронесся по комнатам, опрокидывая и круша все то, что еще день назад было дорого и желанно сердцу хозяйки.
Внезапно во дворе послышалась музыка, и у ворот остановился роскошный черный мерседес, на крыше которого красовался огромный розовый бант. В дверь позвонили. Надюша силой заставила себя выйти и открыть дверь. Молодой человек, как будто только что освободившийся от фотосессии для журнала модной одежды и не успевший снять дорогой костюм, с дежурной улыбкой протянул Надюше планшет с прикрепленной накладной и авторучку.
– Подарок доставлен согласно договору, распишитесь в получении.
Надюша обреченно поставила подпись. А в голове всплыла невесть когда и где услышанная фраза: бойтесь своих желаний, они могут исполниться…
Надюша родилась не потому, что о ней мечтали, ее желали, а потому что ее родители были уверены: раз есть семья, значит, должны быть и дети, по крайней мере хотя бы один ребенок. И с первого дня своего рождения она стала частью атрибута, входившего в состав быта семьи, как, например, предмет мебели или бытовой техники. И заботились о Надюше лишь в той мере, в какой это было необходимо, чтобы предмет имел хороший внешний вид и функционировал исправно. Чувства ребенка были не в счет. И происходило это вовсе не потому, что ее родители отличались грубостью и бесчувственностью, вовсе нет, по-своему они очень любили малышку.
Татьяна Сергеевна, мама Надюши, внешне была хрупкой и почти неприметной. Но в характере этой маленькой и на вид тщедушной женщины чувствовалась такая сила и мощь, что редко кто осмеливался перечить ей. После свадьбы она незаметно взяла все бразды семейного правления в свои руки. Николай Трофимович, Надюшин отец, не очень этому и противился. Женщины, мама и бабушка, управляли Коленькой с детства; его дедушка, почтовый служащий, был репрессирован и расстрелян за вредительство (надо же было такому случиться, что телеграфный аппарат сломался как раз в тот момент, когда он принимал важную правительственную телефонограмму), а отец погиб в конце войны, освобождая Прагу. Так что лидерство жены Николай воспринимал как что-то само собой разумеющееся.
Это была вполне благополучная советская семья, просто у нее, как и у всей Великой страны, были более важные заботы, чем чувства ребенка. Конкретно для семьи Марковых такой заботой была собственная квартира, ведь они втроем ютились в комнатке общежития, где шагу нельзя было ступить, чтобы на что-нибудь не наткнуться. По периметру комнаты, направо от входной двери, плотно примыкая друг к другу стояли: умывальник, плита, кухонный стол, тумбочка, кровать, напротив окна еще один стол, обеденный, далее в углу комод, детская кроватка, этажерка, шкаф, а заканчивалось все несколькими гвоздями, вбитыми в стену поверх клеенки и одновременно служившими и шкафом для одежды, и вешалкой в прихожей. После рождения Надюши этот непритязательный интерьер украсила пузатая детская коляска на низких колесиках, которая практически лишила возможности жильцов свободно передвигаться по комнате. Девочка была настолько обаятельной, что все звали ее не иначе как Надюша. Это имя из детского сада перешло с нею в школу и в институт, и, став взрослой, она иногда даже не понимала, что обращения Надя и Надежда Николаевна направлены именно к ней.
Достижению своей цели – накопить денег на свой дом – была подчинена вся жизнь родителей девочки. Конечно, они стояли в очереди на получение положенной квартиры, но беда была в том, что Марковым «не повезло с работой» в том смысле, что ни больница, ни автоколонна своего жилья не строили, надеяться приходилось только на исполком, но там таких Марковых было лет на двадцать ожидания.
Татьяна днями пропадала на работе – она работала медсестрой в городской больнице – брала дополнительные дежурства, устроилась на полставки в лабораторию: все для того, чтобы заработать больше денег. Николай тоже сутками не вылезал из своего ЗИЛка, хватался за самые дальние и хорошо оплачиваемые рейсы, и все для достижения все той же семейной цели. Впрочем, и Татьяна, и Николай были совершенно уверены, что продолжаться так будет не всегда, а лишь до тех пор, пока не накопят необходимую сумму на строительство дома.
Государство и коммунистическая партия, а в те времена они были неотделимы друг от друга, всячески поощряли такое трудолюбие своих граждан и создавали для этого все условия, чтобы у родителей не было проблем с тем, где оставить детей. Ведь бабушки и дедушки были не менее «трудолюбивыми». В стране строились детские сады, в них открывались круглосуточные группы: родители могли определить свое чадо на всю рабочую неделю и забирать его домой только по выходным.
В один из таких детских садиков и была устроена Надюша, едва ей исполнился год. Девочка всячески противилась несправедливости расставания с мамой, капризничала и плакала, едва они приходили в группу, после тех редких дней, когда Татьяна была свободна от дежурств и брала Надюшу домой. Мама, передавая ее нянечке, лишь слегка шлепала дочку по попе, произнося: «Поплачь, поплачь, золотая слеза не выкатится».
