Я кому обязан болью возвращением назад?!
Листы пожухли, облетели —
И календарь лежит в ведре.
На темный снег ложатся ели,
Гирлянды скинув в кутерьме.
На службу вновь спешит Усталость,
Забыв на кухне кофе малость
(Наверно грязная вода…
Но это с нами навсегда).
Так думал я, а грудь сжимала
Тоска – вреднее не могло
Быть у души моей изъяна,
И даже дивное вино
Не помогло мне затушить
Пожар сомнения, убить
Боль, скорбь, неясность мысли, скуку
И прочую другую муку.
Но что же делать, как же быть,
Как лодку править вспять теченью,
Быть преданным тому решенью:
Судьбы порядок изменить
И жизнь свою начать сначала,
Хоть прожито уже немало.
Закрыв глаза я вижу годы,
Когда еще юнцом совсем
Я, не пугавшись непогоды,
Бродил один у древних стен.
И думой думу удивляя,
В вопросах тупиков не зная,
Весь мир себе я открывал.
И что такое дружба знал.
Считался музыкальным я,
И не испорченный был славой,
Хотя ученье шло забавой
Или игрою для меня.
Далекий путь мне все сулили
И видно тем остановили
Полет души, волненье Музы;
Я понял: что дается нам
Без Мук и Творчества союза
С небес свергается к ногам
И разбивается во прахе…
Да, надобно гноить на плахе
Тех, кто твердит главе младой:
«Ты гений! Выйди в мир – Он Твой!»
Тогда еще не ясно было,
Что в мозг посеяно зерно
И всходы дать должно оно —
Дальнейшее бы то открыло…
Но то зерно сожрала тля…
И тем заставила меня
«На каботажном судне плавать»
И бегать «белкой в колесе»,
Соратников – в земле оставить,
Подельников – глядеть во сне.
Я брежу думой о склерозе
И чтобы всё почило в Бозе,
Сгорели в пламени на тризне
События минувшей жизни,
Навечно принял их к себе
Погост исполненных желаний;
И Ангел в перечне деяний
Такое вынес резюме:
«Он жизнь свою (тупой баран!)
В бульварный превратил роман…»
* * *
Тот, кто разводит кроликов – не разводит мосты.
Людей забирая, оставил автобус
В грязи деревенской: расплющенный глобус,
Макет корабля, бескозырку, гамак…
(Подкова «на счастье» не влезла в рюкзак).
На печке от кошки осталось «гнездо»,
Забытой осталась бутылка «бордо»,
Осталась игрушка, попавшая в щель.
(Осталась на речке от мельницы мель).
Остались от дома лишь стены да крыши,
Амбары пусты, разбежалися мыши.
Теперь мотылькам не сгорать у лампады,
Просторным лугам и грозе они рады.
* * *
Жизнь порою хороша:
Плавно льется тишина
Где-то в двадцать два ноль-ноль
И в миноре си-бемоль.
_____
И днем и ночью много лет
Хранит обет скала-аскет…
Не поддалась она ни разу
Тумана льстивого проказам.
_____
Уходит солнце ночевать,
Кроватку детскую качать.
В ней Саламандра спит в огне —
Она – как памятник себе…
_____
Спрессовано все под ножом мастихина:
Еловые склоны, холмы и равнины,
Деревни, колодцы, дрова для камина —
Так выглядит мир после схода лавины.
_____
Я убедил весь мир,
Что нету НЛО —
Сейчас стою и вижу:
Есть его!
_____
Упокоив сей мир полемичный,
Наконец дал послушать мне Бог
Вокализ тишины мелодичный —
Послезавтрашних мыслей залог.
_____
Дефис в двойной фамилии как мост —
Его нельзя сжигать!
Возможно где-то подымать,
А где-то опускать…
_____
Для атомов и камень и цветок —
Почти родня,
Ведь безразлично им: какого рода
Состоит из них материя.
_____
«Я не Авель, и не Каин я…
Я – пока… от покаяния». —
Часто факты твоей биографии
Совпадают с чужой эпитафией.
* * *
Прибрал Господь кошку мою…
Река подмывала село с двух боков
И выгрызла остров со стадом домов.
А лет через семьдесят только одна
Осталась на острове этом изба.
В ней мерила век небольшая семья:
Старик, и старуха, и «дочка» – коза,
И вечно голодный волчок (за рекой),
Он денно и нощно следил за козой.
Всех годы преклонные звали «в поход»,
Все ждали: когда их Харон заберет.
И он приезжал к старикам два раза:
Уехал с ним волк, а вчера вот – коза.
С утра привязался дед к бабке своей:
«Как сробить-то памятник Глашке моей?»
Козу ведь не видел старик никогда —
Когда он ослеп появилась она.
«Пусть сердце подскажет», – услышал в ответ
По-бабски банальный, но верный совет.
«Ну, Боже, помилуй!» Дед вышел во двор
И быстро на ощупь нашел свой топор,
Он тюкал вслепую, он тряс бородой,
В магическом действе общался с козой,
И скоро вертел пред собой – как гончар —
Похожий на сердце неправильный шар,
Старик закивал, шар в ладонях поднял
И тихо ему «Сулико» напевал…
Старуха, сморкнувшись, смахнула слезу:
«Пошли, Микель-Миша,– помянем козу».
Лицо старика заморщинил задор,
Дед встал поустойчивей, поднял топор…
В секунду из сферы он вытесал куб!
И «сплюнул» латынью итог между губ:
– Здесь жизнь и здесь смерть,—
Здесь приводят к началам:
Здесь время кроит бытие по лекалам…
* * *
– Ради всего святого, Монтрезор!
– Да,– сказал я, – ради всего святого.
Презрев, что в храме ежечасно
В исповедальне ждет икона,
Фигляры делят Универсум
С кривой ухмылкой Леприкона.
«Кидают кости о хитоне»
