Цыганская любовь
История, рассказанная моей бабушкой
– Сваты едут, сваты едут к Нюрке Шаныгиной! – кричали бежавшие за тройкой мальчишки. По пыльной дороге катилась тройка. На облучке сидел кучером бондарь дядя Ефим и ещё четверо седоков: Чертопятов Тимофей Ильич с женой Анной Матвевной и сыном Алёшкой, а на облучке рядом с кучером важно восседала сваха Матрёна, дородная, разбитная баба, и звенела колокольцем.
Анна Матвевна сидела важно рядом со своим мужем и назидательно поглядывала на своего великовозрастного единственного и ненаглядного сыночка Алёшеньку. Тот, в свою очередь, притих и смирился со своей участью. Сидел и размышлял о женитьбе и о Нюрке. Нюрка ему не нравилась, но отцу перечить он не стал – побоялся лишиться капитала. Алексей привык резвиться и гулять на отцовские денежки. Ни в чём себе не отказывал и не мог понять, с чего отцу вдруг захотелось его женить. Сам Алексей ещё не нагулялся. Баб у него было много. Он мог любую уговорить, но перечить отцу не стал. Нюрка – девка статная, высокая, бедра широкие, талия осиная, грудь пышная, один недостаток – строга, очень скромна и к себе не подпускала, а Алексей этого не любил. Семья у Нюрки была намного беднее, но капиталец имели и за ней давали хорошее приданное, да и девка сильная, работящая – детей нарожает на радость отцу и матери, и пусть нянькаются, а он, Алексей, уедет в город, будет заниматься торговлей и жить в своё удовольствие, изредка наезжая в родное село.
Тройка подкатила к новым тесовым воротам Шаныгинского дома и остановилась. Народу собралось много, все ждали и между делом разглядывали приезжих, о чём-то переговаривались и посмеивались.
А в доме стоял переполох, все быстро собирались, прихорашивались и наводили порядок. Никита Иванович Шаныгин был из обедневшего купеческого рода, а революция и ещё подкосила его состояние, имел пару лавок в городе, две тройки лошадей, два дома, немного земли, сады и хозяйство – тем и жили. Жена его умерла, оставив ему двух детей – сына Ивана и Нюрку. Долго не думая он женился на мещанке Марии Ивановне и привёз её в село вместе с её дочерью Настасьей. Хозяйствовать Мария Ивановна не умела и не любила, поэтому всё хозяйство держалось на Нюрке, ей уже в ту пору было двадцать пять лет. Злые языки поговаривали, что Мария Ивановна долго не хотела выдавать Нюрку замуж, боясь лишиться работницы, но Никита Иванович настоял – и вот они ждали сватов.
Мария Ивановна носилась по дому, как ведьма на метле, а Нюрка ходила степенно, уверенно и ловко приводила всё в порядок. Отец уже ушёл встречать сватов, а она всё сновала туда-сюда и, только когда услышала шум в сенцах, скрылась в светёлке.
Нюрка сидела в светёлке и ждала своей участи. Отец ей сказал, что они уже предварительно договорились и ударили по рукам. Ей пора замуж, что дом богатый и будущей свекрови она приглянулась – значит, ей там будет хорошо. А ещё сказал, что без неё ему будет худо, но замуж её выдавать всё равно надо, а Алексей парень видный, богатый и единственный сын Тимофея Ильича, а он его не обидит… Так сидела и размышляла Нюрка, пока в горнице велись переговоры и накрывались столы. Алексей парень, конечно, видный, весёлый и нагловатый, и не очень нравился Нюрке, но ей не хотелось перечить отцу, да и подруги давно уже детей нарожали, а она ещё в девках, да мачеха достала совсем. Было ей тревожно на душе вот ещё почему: нравился ей парень соседский из казаков – Васька Панин. Нюрка была ростом высокая, а он был невысокий, ласковый, кудрявый, с большими лучистыми голубыми глазами, как у его матери. Жили они с отцом вдвоём в большом старом казачьем курене, не бедствовали, но богатств больших не имели. Мать Васьки, веселая, озорная, голубоглазая красавица – казачка Павлина, умерла рано, оставив его на попечение отца. Васька по хозяйству управлялся не хуже бабы. Всегда старался ей помочь управиться с хозяйством, наносить воды коровам и коням и даже однажды решился у отца попросить её руки, но отец категорически отказал. В селе знали историю о том, как через село вели арестованный цыганский табор, как жена барона родила цыганёнка, еле живого, просила Христа ради схоронить, как помрёт. Мальца тогда взяли бездетные казаки Панины и выходили за своего. Отец Нюрки о нём и слышать не хотел, говорил, что в нём цыганская кровь, и вообще отца Васькиного побаивались и не общались. А как Васька пел, его глаза светились завораживающим светом, сердце у Нюрки колотилось, готово было вырваться из груди…
Вдруг шум в горнице стих, и в светёлку вплыла сваха Матрёна.
– Ну, что, красавица, притихла? За тобой пришла. Отец кличет, и жених со сватами заждался. Что скажешь? Пойдёшь, ай нет за нашего красавчика Алёшеньку? Хорош наш молодец. Да и ты красава, пара будет, отменная получится… Да чего зарделась? Ну, так выйдешь али нет? Все уж заждались.
Нюрка встала, потупилась, а Матрёна запричитала и стала её выталкивать в горницу. Нюрка поправила косу, бант и вышла. Что и как дальше было, она не запомнила в точности. Отец для порядку её спросил – согласна ли она выйти замуж за Алексея, она сказала, что согласна. Её подвели к Алексею и объявили женихом и невестой, а потом посадили в передний угол под иконы за стол рядом. Родители договорились о свадьбе на Покров и приданом, а затем запили всё это самогонкой…
Веселье длилось до вечера. Нюрка сидела ни жива ни мертва, Алексей тискал её то за руку, то ещё пониже, но она стойко сносила это, только щёки её пылали багрянцем. На прощанье отец и Тимофей Ильич поручкались ещё раз, обнялись и оба остались довольны друг другом. Тимофей Ильич тем, что взял хорошую работницу и хозяйку в дом. Никита Иванович тем, что объединился с богатым родом и хорошо свою любимую дочь пристроил. Алексей на прощанье пристально и нагло посмотрел ей в глаза и прижал к себе как бы невзначай, но Нюрка и это стерпела, ведь теперь Алексей скоро станет её мужем…
За полночь все угомонились и прибрались, а Нюрка всё сидела в своей светёлке и думала, как она будет жить в большом каменном доме, да ещё хозяйкой, а сердце так и щемило, что с Васькой судьба не свела, но отцу перечить не смела.
Утром Нюрка проснулась, от бешеного крика и топота. Отец ворвался в светёлку, стащил с неё одеяло и с криком:
– Убью, сука!!! – начал хлестать её вожжами.
Мария Ивановна кинулась её отбивать, но он и её доставал. Нюрка очнулась на полу в сенцах, на клеёнке, покрытой тряпицей. Тряпица была вонючей и влажной… Тело болело и жгло огнём. Перед нею на коленях стояла бабка Мотовилиха, молилась и причитала одновременно:
