Из Министерства мне написали, что (простите за длинную цитату) «в соответствии с определением Конституционного суда Российской Федерации от 18 апреля 2000 г. и Законом Российской Федерации от 18 октября 1991 г. “О реабилитации жертв политических репрессий” заключением ГУВД Санкт-Петербурга и Ленинградской области от 26 марта 2003 г. Давидсон Аполлон Борисович как оставшийся в несовершеннолетнем возрасте без попечения отца, необоснованно репрессированного по политическим мотивам, признан подвергшимся политической репрессии и реабилитирован»[2].
Так что, оказывается, я «признан подвергшимся политической репрессии и реабилитирован».
До 2003 года, когда получил такой документ, я этого не знал. А получив, пытался понять его смысл.
Что значит: «подвергся политической репрессии»?
Да, я жил в ссылке. Там и родился. В сибирской тайге, в деревне Ермаково. Я там находился как сын сосланного в 1928 году.
Значит, это признали политической репрессией.
А что значит «реабилитирован»? Меня никогда ни в чем не обвиняли.
В том же 2003 году я получил и другой документ: «Свидетельство». В нем сказано: «Предъявитель настоящего свидетельства имеет право на льготы, установленные статьей 16 Закона РСФСР “О реабилитации жертв политических репрессий”».
Получив эти документы, я их не сразу понял. Когда вдумался, увидел, как тесно их содержание связано с моей судьбой.
Чтобы не быть многословным, скажу только об одном, довольно явном.
Я, говоря языком советского времени, был «невыездным» – до декабря 1981 года, когда пошел уже 53-й год моей жизни. Не мог бывать не только на Западе, но и в Африке, историю которой изучал со студенческих лет, с 1948 года.
Накопленные мною знания оказались нужны нашим властям.
В конце 1950-х в Министерстве иностранных дел создали отдел Африки. Набрали дипломатов, опытных, но никогда не занимавшихся проблемами Африки. Мне поручили читать им курс лекций. Преподавал и в Дипломатической академии (тогда она называлась иначе).
Если мои знания оказались нужны, то, казалось бы, необходимо дать мне возможность увидеть Африку своими глазами. Но этот путь мне был заказан – не разрешали.
Почему? Ответ – не в том ли документе из МВД? Одно лишь упоминание о «политической репрессии» – сами эти два слова, уверен, определяли отношение ко мне.
И в вопросе о поездках за рубеж, и вообще.
А как мой отец стал ссыльным?
В 1928 году Сталин утвердился у власти: покончил с ленинским НЭПом, изгнал Троцкого, расправился с «оппозицией»… И поднялся новый шквал арестов среди интеллигенции. Под это и попал мой отец – отправили в ссылку. К нему поехала моя мама – они сдружились, когда еще их семьи жили под Самарой, в городе Бузулук.
Побывал отец и в тюрьме. Там умер, не выдержав тюремных условий, человек по имени Аполлон. Отцу он очень нравился. И когда я родился, меня назвал Аполлоном – в память о нем.
Отец был в ссылке в сибирской глуши с 1928 года до 1934-го. Затем несколько лет не имел права жить в больших городах. Смог вернуться в Ленинград в 1937-м. В середине марта 1942-го – новая ссылка. Из голодающего Ленинграда высылали тех, кто уже подвергался репрессиям. До середины 1950-х отец был на самом севере, в Салехарде, за Воркутой. В Ленинград не мог вернуться после ссылки еще несколько лет: надо было заработать «северные», чтобы купить жилье в Ленинграде. Вернувшись, ушел на пенсию – ему было за шестьдесят. Так в ссылках и прошла жизнь отца.
Справку о реабилитации мне, его единственному сыну, прислали из МВД через три десятилетия после его кончины, в 2000 году[3]. В ней сказано, что он «был выслан в административном порядке из Ленинграда без указания срока высылки как социально-опасный элемент (сын крупного фабриканта)». И что реабилитирован на основании статьи закона Российской Федерации от 18 октября 1991 года «О реабилитации жертв политических репрессий». Так что реабилитировали его через много лет после его кончины – уже после распада Советского Союза.
Никакими заводами и фабриками мой дед, конечно, никогда не владел. А именно это и было предлогом, чтобы отцу поломали жизнь.
И какое же еще оскорбление! В верхней части присланной мне справки о нем: «Выдается один раз, пользоваться копиями». Человеку ломали всю жизнь – и такой высокомерный окрик!
Так погубили жизнь отцу.
Отразилось это и на моей судьбе.
«Какие же там были интересные люди!»
Так часто повторяла эти слова моя мама.
О каких местах она говорила: «там»? О сибирских таежных деревнях, где оказались она, отец и я.
А интересные люди – кто это?
Прежде всего, та петербургская интеллигенция, которую Сталин сослал в Сибирь в конце 1920-х. Как известно, Ленин писал Горькому, что интеллигенция считает себя мозгом нации, а «…на деле это не мозг, а говно»[4]. Сталин относился к ней еще жестче.
Сосланная интеллигенция, естественно, возмущалась репрессиями, которым ее подвергали. Относиться с симпатией к сталинскому, да и вообще советскому режиму, ей было нелегко. Но вслух выразить свое возмущение – опасно.
