— Виш! Виш! Виш!
Это скандирует разгорячённая толпа на трибунах. Как они всё-таки любят смерть на Арене! Сколько аристократов приходят на Смертельные поединки! Они не радуются нашему мастерству, они не радуются победам или поражениям любимых бойцов. Они радуются тому, что сейчас не здесь на круглой площадке, покрытой песком и кровью. Они радуются своим привилегиям и зрительским местам. А также они ненавидят нас.
— Виш! Виш! Виш!
Я понимаю это — поэтому я ещё жив. И хотя мне всего восемнадцать лет я уже Чемпион.
— Виш! Виш! Виш!
Зрители на трибунах успокаиваются. Шум постепенно затихает. Это нехорошо. Нет шума — нет денег. Хороший зритель — вопящий зритель. Чем больше вопит, тем больше ставит. Да, всё здесь замешано на ставках. Если ставят на убийство, а ты оставляешь противника живым много влиятельных господ могут обидеться. А разозлить князя я никому не пожелаю. Таймер над балконом, на котором сидит знать, громко щёлкнул, я даже не посмотрел в ту сторону — хорошо знаю, что это означает — «Ноль». Пошёл отсчёт нового поединка. Двери открываются и скоро выйдет мой противник.
Кстати, ещё я не смотрю на балкон из-за Хозяйки Арены — сейчас не время встречаться с ней взглядами, а я знаю — она следит за мной. Два черноглазых прицела жгут затылок.
— Виш! Виш! Виш!
Сейчас представят моего соперника. Выйдет лысый коротышка в штанах с подтяжками и скажет...
— Сегодня у нас особенный день, господа! Виш наконец-то получит по заслугам! Это бой, который вы так долго ждали, наконец-то состоится, и я, Иван Бочка, обещаю вам невиданное ранее зрелище! Сегодня Виш может проиграть! Я не призываю вас делать ставки на его поражение. «Опять?», — скажете вы. «Подумайте», — отвечу я. Хотите ли вы, чтобы Виш проиграл? Сегодня стоит пожелать победу его противнику особенно сильно. Тем более, что их сегодня двое!
Толпа воет и свистит. Я слышу радость, слышу надежду, слышу гордость и, главное, я слышу ненависть. Ненависть волнами заливает арену, как море заливает берег.
— Виш против Тряпичников! Бой начинается!
Не может такого быть! Ну, блин! Опять двое! Почему я постоянно против группы противников? Нельзя же так!
В правилах не прописано, но все понимают, что нельзя выставлять против одиночки дуэт два раза подряд. И тем не менее — вот они. Толпа ревёт, но как-то без огонька. Я рычу, как демон и показываю зрителям скрещённые руки, жест, который считается в этом мире страшным оскорблением. Вопли усиливаются. Толпа стервенеет. Матерщина мёдом льётся мне в уши. Решётка трясётся. Хорошо, ставки пошли против меня сплошным потоком. Хозяйка Арены будет довольна.
— Тряпки! Тряпки! Тряпки!
Любовь публики меняется на сто восемьдесят градусов, если её хорошо подразнить. Сейчас я не хожу в любимчиках, а всего-то стоило показать скрещённые руки в сторону грёбаных аристократов. Как же они это не любят. Максимальное презрение от плебса, ещё и с Арены. Если бы сейчас ко мне их пустили с трибун, то точно бы порвать попытались, вояки фиговы. Благородная ярость, как-никак. Ворота уже открылись, и тряпичники медленно выходят, наслаждаясь своей минутой славы. Глашатай объявляет, что бой будет идти до смерти противника. Посетители нелегальных боёв сегодня жаждут моей смерти. Не дождётесь!
«Помнишь, чему учил Пафнутий?» — где-то на фоне пищит Мимик. Конечно же, я помню. «Используй, всё, что принадлежит песку», — говорил старик.
Передо мной сражались два близнеца гоблинов против тройни орков. Зелёные победили, а близнецы смотрят пустыми глазницами верх.
В два прыжка оказываюсь рядом с одним из бойцов. Песок красный и твёрдый от крови. Наклоняюсь и выдёргиваю кинжал из груди близнеца — прости, брат. Второй выдёргиваю из горла. Прости ещё раз, но мне тоже сейчас несладко. Может, сегодня встретимся на той стороне. Толпа сходит с ума от ненависти и желает моей смерти. Давно не было такого кровавого вечера. Если сегодня выживу, то Око будет практически в руках.
Два кинжала против двоих тряпичников — нормальный расклад. Они уже подбираются, хотят обойти, я кружу и ловлю настроение. Первый — белое лицо, красные глаза, длинные рукава и в руках обоюдоострый шест — этот настроен жёстко, ненависти нет, только холодный расчёт. Его не подпускаю близко. Второй боится. Неожиданно, но он боится меня. Знает, с кем имеет дело, может, видел прошлые бои и понимает, что из этого следует. У него тоже белое в пудре лицо, синий кругляшком нос и розовые «лопоухи» по обе стороны. Он размахивает огромным молотом, похожим на резиновый, но это обманка. Такая резина в голову прилетит и можно писать завещание.
На голых плечах видно татуировки, похожие на штрихкод. Эти ребятки давно не стесняются убивать на Арене. Ладно, славная парочка, поскачем.
Я кружу по Арене, отмахиваясь острыми лезвиями, но всё это до поры до времени. Шакалы только ждут удобного момента, чтобы прыгнуть на волка.
Второй резко замахивается молотом, и я еле успеваю отскочить. В воздух взлетела туча песка и на месте удара образовалась воронка, а он уже тянет молот вверх. Вперёд летит заточенный конец шеста, я ухожу и пытаюсь достать хотя бы ладонь противника лезвием, но он быстро убирается назад и не даёт подойти ближе. Это как высокий боксёр с длинными руками против коротышки.
Я атакую второго, но тот отмахивается молотом и держит меня на расстоянии, одновременно давая шанс напарнику. Нечестно. Нечестный бой.
Делаю страшное лицо и кричу на него как в припадке. Ещё один удар, и отскакиваю. Ещё один, и опять прыгаю назад. Удар за ударом он гонит меня, собираясь прижать к деревянным подмосткам. Его напарник поднимает шест вверх, трясёт им и кричит на толпу. Они радостно воют, поднимая цену парочке. Мой противник улыбается и замахивается оружием ещё раз. Они думают, что оттесняют меня. Нет, это просто я отвожу его подальше.
— Умри! — кричит тряпичник.
— Умри! — кричит толпа.
— Прости, — прошептал я, и он успел прочитать по губам, но не успел опустить молот, когда кинжал вонзается в подбородок, пробивая череп до мозжечка. Быстрая и, надеюсь, безболезненная смерть.
Боец в тряпочной мантии падает на окровавленный песок. Я бегу, чтобы достать кинжал, а второй бежит ко мне, раскручивая шест. Толпа сатанеет и эмоции прорываются сквозь барьеры, бомбардируют меня, как дождь атакует землю. Зрители одновременно любят, ненавидят, боятся, обожают, жаждут и любят, и все эти эмоции обо мне любимом. Только одна женщина смотрит иначе.
Хочешь показать мне кто здесь главный? Играешь со мной как с плюшевым мишкой? Ну, смотри что будет дальше.
Я разворачиваюсь и кидаю второй кинжал в противника, тот легко отбивает его шестом и смотрит, как тот летит к краю арены, а потом чувствует, как тяжелеет шест, как уводит его в сторону. Он оборачивается, а на другом конце оружия мои руки, и я чувствую удивление, перемешанное с испугом. Хватка ослабевает, я ныряю под шест, опрокидываю на себя и вырываю. Толпа охает в едином порыве.
