– Я не могу спать одна. Мне страшно.
Смуглая тоненькая девушка и высокий молодой человек отпрянули друг от друга, словно между ними пропустили заряд в двести двадцать вольт. Смуглянка поправила соскользнувшую бретельку кружевной сорочки, парень надел очки, оба оглянулись на дверь. В черном дверном проеме появилась юная, очень хорошенькая девушка. Ее длинная ночная рубашка белела в ночи, как одинокий парус. Было ясно: дева ищет бури. Ее знобило, она обхватила плечи тонкими руками, босые ноги замерзали. Красавица, похожая на привидение, припав к дверному косяку, вздыхала и скорбно молчала. Ну просто лесная царевна из сказок братьев Гримм! Роскошные распущенные волосы в полумраке казались совершенно белыми. К ногам жался фокстерьер, поглядывал на парочку в комнате с немым укором. Мол, извините, граждане, что мы к вам обращаемся, мы сами неместные… Девушка тоже молчала и терпеливо ждала. Первым не выдержал юноша:
– Конечно, Лизок, лети на огонек. Нам так тебя не хватало! Ты просто наш ангел-хранитель! Как раз вспоминали с Лелей тот случай. Помнишь, в третьем классе ты так мило хлопнула ее по пальцам крышкой рояля? Пальчики Лели тогда посинели, распухли, и все боялись, что на карьере пианистки придется поставить крест. Такой забавный эпизод из жизни милой маленькой девочки…
– Вы что, до пенсии мне это припоминать будете? Ну да, было. Всего один раз – и то нечаянно, а извинялась раз двести. – Лиза захлюпала носом и заявила: – Хотите, я вообще уйду из этого дома? Моего дома, между прочим! Вот возьму и исчезну прямо сейчас, только пальто на ночнушку наброшу. Поселюсь с бомжами на вокзале, научусь воровать и отдаваться за бутылку. Вы этого хотите, да?
Лиза потерла одной босой ногой о другую и вдруг громко закашлялась.
– Ну, входи уже, а то заболеешь, дурочка! – наконец подала голос Леля.
Эти слова прозвучали не раздраженно, скорее, по-матерински заботливо. Этого-то Лиза и ждала. Значит, сестра уже не сердится и действительно можно войти.
Лиза шагнула в комнату, ее кудрявые волосы под светом лампы вдруг приобрели необыкновенный теплый медовый цвет, а высохшие глаза зеленовато блеснули, как у кошки.
– Немедленно ложись на диван и укройся пледом, дрожишь вся. Горе мое! – вздохнула Леля и нестрого скомандовала: – Быстро гаси свет, всем завтра рано вставать.
Одновременно старшая сестра почувствовала, как поле взаимного притяжения, только что возникшее между ней и Антоном, исчезает. И виной всему – появление Лизы. Леле стало грустно. Зато хитрая Лиза в душе ликовала. «То-то же, – думала она, с наслаждением укутываясь пушистым пледом. – В конце концов, я им тут не приживалка, эта парочка обязана считаться с моими чувствами». – «И капризами», – услужливо подсказал внутренний голос. «А хотя бы и капризами», – мысленно согласилась с настырным моралистом Лиза и мгновенно забылась счастливым сном.
Неудивительно, что наутро работа волновала Антона меньше всего. Леля и Лиза, белый и черный лебеди его жизни (внешне все выглядело как раз наоборот: Леля была брюнетка, а Лиза – блондинка) заставляли его, как балетного принца, тосковать и метаться. Какого черта эта смешная девчонка, как черная лебедь Одилия, всегда встает между ними? Кажется, малышка не дура, должна бы за столько лет сообразить, что он любил, любит и всегда будет любить ее старшую сестру. Однако душевные метания «принца» были совершенно неинтересны окружающим, а заваленный газетами, заставленный папками и коробками с CD-дисками редакционный кабинетик меньше всего походил на балетную сцену. К тому же единственная соседка Антона по кабинету была слишком погружена в собственные заботы. Крупная (во всех отношениях) кинокритикесса Алла Матвеевна уже три месяца голодала по модной диете доктора Зайцева, загадочно связанной с группой крови. Наверное, поэтому в глазах ее стоял постоянный голодный блеск. Алла Матвеевна таяла на глазах, и коллеги сплетничали: мол, она столько заплатила модному столичному диетологу, что худеет только от одной мысли о безвозвратно утерянных денежках. Алла Матвеевна приносила на службу банки с салатами из травок, подозрительно напоминавших сорняки, приправляла их оливковым маслом и поедала в определенные часы с нескрываемым отвращением. Под столом у нее с некоторых пор поселились древние напольные весы, время от времени дама взгромождалась на них со вздохами и скорбным ожиданием приговора. Сослуживцы злословили: рано или поздно Алла Матвеевна перейдет к каннибализму. В самом деле, интервью, эссе и статьи критикессы с каждым днем становились острее и беспощаднее. Она срывала маски с продажных жрецов искусства и обнажала язвы отечественного кинематографа. Для читателей и почитателей Аллы Матвеевны было очевидно: последние три месяца российское кино пребывает в глубочайшем кризисе. Кинобарракуда – самое ласковое из прозвищ, которыми награждали Аллу Матвеевну мастера экрана, чьи косточки она обгладывала и перемывала с нескрываемым наслаждением.
Антон развернул бутерброд, заботливо приготовленный Лелей, и в глазах Аллы Матвеевны блеснул неподдельный интерес.
– Фу, Антон, какая гадость! – сказала она, стараясь побороть противное чувство голода, которое с утра подтачивало нервы. – Как люди вообще способны есть такое… Сплошной холестерин, красители и куча консервантов. Кто же это заворачивает вам по утрам всю эту химию?
– Одни золотые ручки, – честно признался Антон. – Если бы мы жили в Америке, эти музыкальные пальчики, пожалуй, были бы застрахованы на миллион долларов.
– Ну а сахар-то в чай, как я вижу, вы сами себе кладете? – продолжала негодовать Алла Матвеевна. – Прекратите! Это белая смерть! Мы с моим Иваном Варфоломеевичем полностью перешли на здоровое питание. Месяц назад мой дружочек наконец согласился, что мясо – яд, и теперь покупает в дом только рыбу и овощи. Ну а в день получки у нас праздник, едим морепродукты.
Иваном Варфоломеевичем звали спутника жизни золотого пера. Он служил страховым агентом, а в свободное время бегал по рынкам и супермаркетам, обеспечивая даме сердца низкокалорийный рацион. За это гражданская супруга позволяла ему вести безбедную жизнь и быть вхожим в элитную тусовку немолодой столичной богемы.
Алла Матвеевна еще немного поотвлекала Антона от сокровенных мыслей и вышла. Молодой человек остался в комнате один. Теперь никто не мешал ему злиться на Лизу и тосковать о возлюбленной. Антон с нежностью вспоминал, как пахнет ее кожа, как необычно звучит голос девушки в секунды близости. Он, как любой влюбленный юноша, смотрел на окружающий мир через магический кристалл страсти и замечал его лишь тогда, когда в кристалле отражались Он и Она – Антон и Леля.
