Мой путь начинается
Мне казалось, что это платье из жизни хороших девочек, какой бы мне хотелось быть – белый воротничок и заниженная талия в несложных крупных сатиновых цветах. В девятнадцать лет мне нравился образ некой кукольной девочки из Зазеркалья: челка до бровей и свободные темные локоны вокруг лица позволяли с детским любопытством выглядывать карими глазами, так, чтобы было незаметно настоящее выражение – стеснение за свое неумение быть взрослой. Конечно, неумение. Потому что, предаваясь мечтаниям, под впечатлением от фильмов и книг, я плохо окончила школу, провалила экзамены в институт и готовилась в очередной раз к поступлению, проводя весенние дни в чертежах и мечтах о том, как стану знаменитым художником.
Мать воспитывала нас одна, зарабатывая швейным производством. Я была средней сестрой из трех. Вместе со старшей, которая, не выходя замуж, обзавелась детьми, и с младшей – беспечно слоняющейся с такими же подружками без особых целей и амбиций – все мы жили в большой, по тем временам, четырехкомнатной квартире. В перестроечные годы можно было применить свой талант швеи, и мать быстро наладила собственный бизнес, который приносил хороший доход. Смелая фантазия позволяла ей раскраивать целые рулоны ткани и шить самые разнообразные модели одежды, не снижая набранные обороты успешных продаж. Вскоре она нашла еще лучший способ заработка: закупала готовую продукцию оптом в Одессе, у таких же цеховиков, как она, на Привозе, и продавала ее, как свою, по завышенной цене.
В этот раз она решила не ехать сама, как раньше, а командировать меня, как самую толковую в семье. Старшая сестра отправилась бы со мной – помогать. Мне нравилось путешествовать, но не в это лето, когда я все-таки подготовилась и собиралась пройти конкурс на архитектурный факультет строительного института. Мать удивилась моему нежеланию, но настойчиво попросила еще раз, чтобы именно я отправилась с сестрой в Одессу, откуда, по ее словам, можно просто побыстрей вернуться.
У меня была еще одна серьезная проблема, о которой я не хотела никому говорить, но надеялась решить в ближайшее время. Я была беременна. Бизнес матери меня отталкивал постоянными изменениями, к которым я не успевала подстроиться, когда нужно было что-то снова улучшать. Поэтому я устроилась работать штатным художником на завод, где за небольшую зарплату меня почти не беспокоили. Там я познакомилась с местным худощавым и подвижным пожарником, от которого забеременела, и теперь хотела сделать аборт. Парень этот был женат, и его жена тоже ждала ребенка. Мне он не сильно нравился, да и беременность мне была не нужна. В больнице я сдала анализы для предстоящей операции, но результат должен был прийти только через две недели, поэтому я нехотя согласилась с матерью, и отправилась в командировку с сестрой. Приготовив пустые сумки для закупки перестроечного ширпотреба из вареной джинсовой ткани, и спрятав деньги в потайной пояс, сшитый матерью перед поездкой, мы отправились на вокзал. Несмотря на тошноту, вокзальная суета, запах разогретых шпал и протяжные гудки паровозов вперемешку с объявлением названий городов по громкоговорителю – все это пробуждало во мне добрую надежду на то, что путей к счастью много. Через двое суток я буду в знаменитом южном городе, о котором снято много фильмов, спето песен и рассказано бесчисленное количество анекдотов. Я смогу просто так пойти к морю, увидеть необъятный простор воды и почувствовать атмосферу легендарных старинных улиц, не похожих на унылое однообразие моего района. Потом я вернусь, сделаю операцию, которую делали уже все мои подруги, и сдам вступительные экзамены в хороший ВУЗ. Устроившись в своем вагоне, я села поудобнее, ожидая, когда тронется поезд и поплывут за окном, оставаясь в прошлом, и перрон, и здание вокзала, и клубок моих ошибок, который сам как-нибудь распутается…
Я не знала точно, как мне нужно жить. Как жила моя мать, ее знакомые или старшая сестра, мне не нравилось. А так, как бы я хотела, никто в моем окружении не жил. Поддаваясь своей впечатлительности, после фильмов и книг, я создавала для себя какое-то пространство в будущем, где буду счастлива, но что для этого нужно делать, не знала. Когда я погружалась в свой внутренний мир, оставаясь наедине с красками, карандашами и музыкой на виниловых пластинках, все остальное настолько теряло смысл, что я потом чувствовала себя оторванной от него. Меня пугало будущее чудачки-художницы, и я старалась удержать баланс между моими беспечными подружками, которые уверенно выбирали развлечения внешнего мира, и своим творчеством, которое давало мне ощущение обладания волшебным даром. Вседозволенность давала мне свободу, но и разрушала меня. Отношения с молодыми людьми не складывались так, как бы мне хотелось, потраченное на развлечения время не приближало меня к цели. Я разочаровывалась, считая себя плохой, снова хотела что-то изменить, но точно не знала, как… теперь вот эта случайная беременность и несвоевременная поездка…
Явление героя
– Смотри, какой мальчик! – голос сестры оторвал меня от невеселых размышлений, когда поезд остановился на одной из станций.
Я увидела его раньше, чем она, но он показался мне странным и смешным в своих темно-синих спортивных штанах и плетеных светлых мокасинах. Яркая бирюзовая короткая майка с разрезами по бокам и такие же яркие голубые глаза хорошо сочетались со смуглой кожей и пепельным оттенком волнистых волос, зачесанных назад. Доверяя опыту старшей сестры, я присмотрелась к его раскрепощенным движениям и свободной манере общения, и пожелала, чтобы он оказался в нашем вагоне. Через несколько минут, к моему удивлению, я увидела его рядом с нашим купе. Парень шутил с пассажирами и проводницей, создавая вокруг себя атмосферу непринужденного веселья. Мне было интересно за ним наблюдать, и я всячески старалась быть с ним рядом.
Вскоре он подсел к нам, предлагая составить компанию еще одному парню, курсанту мореходки, который ехал в нашем вагоне. Такие мне не нравились – предсказуемые, скучные и неяркие. Наш же голубоглазый весельчак был в центре внимания, бесцеремонно вторгаясь в серьезность или задумчивость окружающих неожиданным шутливым комментарием или вопросом, называя женщин «мамочка», а мужчин – «командир». Все это было для меня необычно, и вскоре появившийся алкоголь сблизил нашу компанию до самой Одессы. На одной из остановок, когда мы курили в тамбуре, он спрыгнул с подножки и нарвал в поле охапку желтых цветов. Я долго потом вспоминала этот букет и чувствовала себя героиней фильма про офицеров. Этот эпизод из моей жизни не давал мне потом уйти, разорвать эту связь, разрушившую наши жизни на долгие годы…
