– Ай, Семеновна. Говорят, сын твой разводится? – кричала баба у колонки, куда Ирма Семеновна с флягой шла.
Ирма с флягой остановилась на полпути, постояла, кусая губы, да и повернула назад. Баба с колонки перестала лить воду и закрыла свою флягу на защелку. Удивленно вслед Ирме посмотрела и крикнула:
– Ты куда пошла, Семеновна? А как же вода? На, набирай, я уж закончила. Да что ж ты будешь делать, нежные мы какие, ничего не спроси…
Ирма вернулась домой и первым делом отёрла слезы с щек. Сын, 36-летний Демид, уже проснулся оказывается и сидел у стола. Подперев щеку.
– Проснулся? Давай договоримся, сынок. Пока у меня находишься, чтоб больше не пил! – потрясла указательным пальцем перед сыном женщина.
– Мать. Ты хоть на нервы не капай, а.
Ирма обиженно сомкнула губы и отошла к плите.
– Я кашу сварила, овсяную. Позавтракай давай.
– Отвык завтракать.
– Оттого исхудал?
Губы женщины вдруг задрожали, а руки прижали к груди хлебный каравай.
– Я ж… Зинку твою, научила готовить то. Пироги девка стряпать стала лучше меня! А какие у нее наваристые получались борщи… Скоко сил моих в Зинку вложено, скоко нервов! Чего разбежались то? Ты хоть скажи!
Женщина села на стул и разревелась, раскрыв рот:
– Мне стыдно на улицу выходить, всяк встречный-поперечный про тебя спрашиват! Про развод твой! А чтоб вас всех, да раз так!
– Ну мать, мать! – терпеливо встал около матери и принялся массировать плечи родительницы Демид. – Хорош уже реветь, а?
Отвлекающим манёвром Демид озадачил мать настряпать шанешки. Та делом занялась и слёзы лить перестала. Сам вышел во двор. Постоял, пооглядывался и.., сиганул за забор.
Там, по другую сторону забора продрался через колючие заросли соседского малинника, пробрался к дому соседей и встал на углу. Свистнул пару раз. Занавеска в окне колыхнулась.
– Дёма? – тихонько воскликнул женский голос.
– Дёма, Дёма… Давай выходи.
– У меня родители дома, Дёмушка, – медленно проговорила маленькая женщина, с прической калачиком. Демид выпустил ее из объятий.
– Тогда давай вечером встретимся.
– Но так ведь нельзя… Это всё так неправильно. Вот что мы как воры, прячемся?
Демид скривил лицо.
– А что делать, не могу без тебя. Во сне ты мне снишься, везде тебя вижу… А хочешь, поженимся. Со своей вот щас разведусь.
Маленькая женщина прижалась к мужчине. Отлипла, отстранилась, вытянула руки перед собой.
– Сначала разведись, – стало строгим ее лицо. – Один раз ты меня уже обманул.
– Ну… Зачем ты ворошишь прошлое, Верунька… – зашептал мужчина.
– И на работу ко мне больше не ходи. Люди заметят. И так ты у всех деревенских на повестке дня.
– Ой, да пусть чё хотят болтают, Верунька… Я душу готов за тебя отдать.
…Ирма кусты помидоров в огороде подвязывала, когда собака залаяла.
– Ну кто там, – проворчала женщина.
Легкой походкой к плетню подошла женщина. Смуглая, статная, пышнотелая. Темные волосы облачком вьются вокруг лица.
– Зинка. Ой, Зинка, – всплеснула руками Ирма. – Зараза такая! Чего ты припёрлась? И не стыдно тебе показываться мне на глаза?!
– Тёть Ирма, – натянуто улыбнулась гостья. – Ну что вы так, грубо… Я к вам, посоветоваться.
– В дом не пущу, – прошла мимо бывшей невестки Ирма.
Обернулась, сверкнула глазами:
– Не ожидала от тебя такого предательства, Зинка. Ты же в душу мне плюнула! Так нельзя. Что стоишь? Разворачивайся и шагом марш отседа пошла!
Вздёрнув нос, Ирма Семеновна проследовала в дом и выглянула из окна. Из глаз привычно потекли слёзы.
«Бывшая» так и маячила за окном. Ирма увидела, как она вошла в огород и принялась довязывать брошенные Ирмой помидоры.
– Вот ведь кака проклятущая, – вышла из дома Ирма. И крикнула:
– Чего надо? А ну пошла!
Женщина словно не слышала обидных слов и продолжала копаться в огороде.
– Ладно ужо, проходи, – сдалась Ирма.
– Пей чай, в последний раз наливаю. По памяти хорошей, той, что о тебе была, – строго сверкнула ненавистью в сторону Зинки Ирма. – В следующий раз не пущу. Пей сказала!
Зина мешала ложкой чай. Лицо ее было виноватым-виноватым.
– Ирма Семеновна, я с мужем мириться приехала, – наконец, заговорила Зина. – Приехала не одна. Мальчишки в машине ждут.
Ирма Семеновна заёрзала, услышав сие.
– Да что ж ты сразу не сказала то? Держишь дитяток в духоте! Сама чай пить уселася! Ух, проклятущ-щая!
Выбежав из дома, пожилая женщина рванула за ворота. И вернулась с двумя мальчишками.
– Сёмочка, – наглаживала она мальчишек по волосам. – Кирюша. Мои сладкие. Настрадались. Идите я вам сливы помою…
После того как внуки убежали в комнату смотреть телевизор, Ирма Семеновна вздёрнула подбородок. Почувствовала себя хозяйкой положения. Невестка (бывшая) смотрела на нее с прежней покорностью, к какой ее Ирма и успела приучить. Ить девчонкой совсем, в семью свою взяла.
– Ну? Чего ты там говорила то?
– Ирма Семеновна. Мама… Квартиру нашу я освободила. Всё-равно делить будем, если закончим бракоразводный процесс… Я домой приехала. В дом моей бабушки. Все-равно он стоит, с заколоченными то окнами. Жить в нем будем. Дети в местную школу пойдут.
Ирма Семеновна похлопала глазами.
– Вот те на… Игру каку-то затеяла, проклятуща? Что-то сладко поёшь, да жёстко спать. Говори, чего нахимичила. Почему мой Дёмка от тебя ушел? Выгнала? А он у меня парень гордый! Коль выгнала, и ушел!
– Я пойду, мама Ирма, – вскочила из-за стола Зинаида. – Не ругайтесь.
– Иди иди! – махнула наотмашь рукой Ирма. – Пацанов не отдам! У меня поживут, пока там устроишься.
На деревню опускался закат.
Заблестели намытые Зинаидой окна в старом бабушкином доме, а вечерами там был включен свет. Оттого и заглянул в этот дом, живущий по соседству Скворцов.
– Кто тут хозяева? – раздался его приятный голос.
– Я тут, – обернулась Зинаида.
Белила печь, оттого вся заляпанная в белой краске-водоэмульсионке.
– Ба, Зинаида? Ты ли это? Ну и дела.
– Я, я. Проходи, раз зашел. Как-раз я перерыв собиралась делать. Чай вместе попьём.
Зинаида встала с корточек и отложила кисть.
– Слышал я, что с Демидом разводитесь, – завел речь гость.
– Хм вот как? Ну и болтают кто чего, – закусила губу Зинаида, поставила чайник на маленькую плиту.
Мужчина смотрел на нее. На гладком лице ее, приятной округлости, ярко выделялись глаза и очерченный рот. Залюбовался Скворцов. И как такую шикарную женщину, бросить возможно было, проносилось в его голове.
– Поругались мы, с кем не бывает, – соврала с ходу Зинаида. – В городе знаешь же, жить после деревни тяжко. Сидишь в квартире, ни по траве босиком не побегать, ни в снегу после баньки поваляться. Тоска, одним словом, непривычно всё. Только и остается делов, что друг с другом ругаться.
– И такое бывает, – согласился Скворцов. -Ты зови Зинаида, коль чего приколотить надо, дак сразу приду.
