Редактор Н. М. Николаев
© Людмила Максимовна Козлова, 2018
ISBN 978-5-4490-3951-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Сообщаю, что я – патриот и оптимист, и поэтому (именно поэтому!) стараюсь быть объективной и говорить правду о времени и о себе. В поэзии это абсолютно необходимо!
Нет особенного счастья,
Но оглянешься назад —
И твоею доброй властью
Видишь яблоневый сад.
Видишь узкую тропинку,
Уходящую в лесок,
Утра алую росинку,
Солнца красного кусок.
Видишь милое окошко,
Кособокое крыльцо,
Счастья полное лукошко,
Детства ясное лицо.
Бессонной ночью гаснут сны,
Дорогу Млечную смывая,
Седое зарево луны
Опять за соснами всплывает.
Поля ночные, лай собак
И дым из труб в хрустальном небе,
Снегов сверкающая небыль,
Большой Медведицы черпак.
Земным дыханием наполняясь,
Прольётся в космос тишина.
В его безжизненные волны
Вплетётся тёплая волна.
Расплывалось солнце, разливалось,
И кукушка где-то куковала.
Тосковала, жалобно считала,
Сколько жить на свете мне осталось.
И летело эхо, и металось,
С тишиной лесной перекликалось.
Век назад здесь так же заходило
Алое светило. И была
Чья-то дума песенно-светла…
Только неба синь
Не бороздила
Лайнера блестящая стрела.
Мерцает изморозью тонкой
В снега закутавшийся лес.
И месяц новенький и ломкий,
Поднялся в сумраке небес.
Тропинка заячья темнеет.
Ныряя в сосны за сугроб.
И, перекрещиваясь с нею.
Бежит узор мышиных троп.
Замшелый пень берёзы древней —
В блестящей шапке старичок —
Не спит, а так – вполглаза дремлет
И видит всё лесовичок.
Там, в вышине, над закатом
Странен рисунок небес:
Заревом алым объятый
Вырос невиданный лес.
Вот в тишине невесомой
Гаснут и вянут цветы,
И проступают знакомо
Чёрного взрыва черты.
Даже летучим туманом,
Облаком в синем плену,
Каждым кустом и поляной
Помнит Россия войну.
Вспыхнул вечер и сгорел.
И остался только пепел.
День прожив на белом свете,
Ничего ты не заметил,
Не узнал.
Не смог,
не смел.
Вот и этот синий вечер
Вспыхнул ало
И сгорел.
Ели и кедры.
Ветры и ливни
Смыли холмы могил.
Пахнет смолою,
Веет покоем
Тихо
От тех, кто был.
В овсяном поле три креста
Прямы и высоки.
Как будто час уже настал —
Обходят мужики
Свои посевы по межам,
Назавтра поутру
Им снова в поле выезжать,
В полдневную жару
Найти оконце родника
И, словно бы во сне,
Напиться, тронув облака,
Блеснувшие на дне.
В широком поле три души
Задумались о том,
Как скоро времечко бежит
Под августом-мостом.
Грустят от дома вдалеке,
что солнышко зашло
К дороге б выйти налегке
И двинуться в село.
В овсяном поле три креста
Прямы и высоки —
В родной земле,
В родных местах
Заснули мужики.
Тополиный пух
Невесом.
Весь зелёный луг
Занесён.
До утра звенел
Чей-то смех.
Женский голос пел:
«Снова снег…»
И летел июнь
Под откос.
Сорок тысяч лун
Пронеслось.
Но июню вновь
Не срастись.
Слева – смерть и кровь.
Справа – жизнь.
Пулей лист пробит
Над тобой.
Снова бой кипит,
Первый бой.
Как в Сахаре, жара.
Обжигающим зноем
Ветер с юга.
Пора
Распрощаться с покоем.
Слышишь? Рельсы гудят.
Слышишь? Трубы запели.
Поцелую тебя
В тополиной метели.
И пронзительно-нервно
В сердце вклинится боль —
Как бы там,
В сорок первом,
Я простилась с тобой?
Горят леса за Ангарой.
В неверном отблеске пожара
Тревожным кажется и старым
Луны взошедшей серебро.
И тени мечутся, как пламя.
За много вёрст горят леса,
Но слышно ясно, как слезами
Зайчонок серый залился.
Будет жить
Эта песнь отныне,
Будет звать
И дразнить родством
С древним танцем
Наскальных линий
И языческим колдовством.
Оживают и свет,
И тени.
Голоса,
Серебристый взгляд —
Словно грифель
Рассёк мгновенье
Двести лет
Или час назад.
Женщина трясёт половичок.
Руки, не привыкшие к безделью,
Узкое озябшее плечо…
Видно ли кого-то за метелью?
Не на шутку к ночи разошлась
Снежная неласковая вьюга.
И недобрый чей-то чёрный глаз
Присушил единственного друга.
Где он бродит,
Помнит ли о том,
Что всегда с надеждою тревожной
Ждёт его притихший старый дом,
Из-под крыши глядя осторожно.
И опять, откинувши крючок,
В сотый раз выхолит в платье тонком
И трясёт цветной половичок
Не жена, не мать и не девчонка.
Морозный скрип —
Как крик.
Не жди – седой старик
Плетётся по дороге.
Пришла зима, ушли дожди.
Не жди.
И тонкий иней на окне
Не трогай.
Сколько лет? Сколько зим?
Сколько вёсен?
Друг у друга при встрече мы спросим,
Притворяясь, что вовсе не осень
Нам на лица накинула тень.
Только ночь проведя в разговорах,
Утра тихий почувствовав шорох,
Мы узнаем друг друга и дорог
Будет каждый истраченный день.
А потом в одиночестве снова
Взглядом прежним – и всё-таки новым —
В глубину загляну голубого
Одно из зеркал у окна
И скажу ему ясно и звонко:
– Разве ты меня помнишь девчонкой?
Разве я тебе верить должна?
Июльского леса молчанье
В объятьях закатной поры,
И грома глухое ворчанье
И шорох сосновой коры,
И маленький мальчик,
С обрыва
Как будто летящий в простор…
Всё это душа торопливо
Вбирает,
А звёздный шатёр
Уже проступает неясно.
И вдруг понимаешь, как боль, —
Пронзительно-сладостно счастье
Сейчас пронеслось над тобой.
Сегодня солнце опускалось
Так долго, будто на века
С землёй оттаявшей прощалось.
Порой, скрываясь в облака,
В просветы странно и багрово
Оно смотрело на поля.
И незнакомою и новой
Казалась юная Земля.
Казалось, словно на Венере,
Такой же раннею весной
В далёкой той, грядущей эре,
К деревне едем мы родной.
Завернулась осень в листья,
Зашуршала по садам.
У неё походка лисья.
Шепчет лето: «Не отдам!
Не отдам ни дня, ни часа!»
Но куда там! Поутру
Серый дождик постучался
И пришёлся ко двору.
Появился тёмной ночью
Холод – северный ходок.
Не болей ты, мой сыночек!
Не болей ты, мой дружок!
Заживём с тобой счастливо —
Ты да я. Настанет срок —
Днём весенним торопливо
Переступим мы порог.
Мир зелёный нараспашку
Примет нас, детей своих.
В травах розовую кашку
Мы отыщем на двоих.
Из-под крыши хлопья летят —
Тормошит синица пеньку.
Холода идут – пустяку,
Всякой ниточке будешь рад.
Вечереет. Снег затвердел.
Стал закат виднее во мгле.
На притихшей белой земле
Снова час во тьму отлетел.
А с рассветом нам принесут
Ветры северной вьюги свист.
Будет царствовать снежный суд.
Будет властвовать снежный кнут.
Декабрь с утра дождями льёт,
Бредёт вслепую по туману,
Как будто уж не по карману
Снегов задумчивых полёт.
Поля тоскующее черны,
И скользкий глянец гололёда
Сулит невольница – погода,
Рабыня солнца и луны.
И слышно: где-то на подъёме,
По льду колёсами скользя,
Машина плачется о доме,
Но повернуть уже нельзя.
На плите раскалённой
Сидит домовой
И калёные семечки щёлкает.
Дед Мороз за стеной
Потихоньку сопит
И войти не решается с ёлкою.
А зачем она мне?
Ни друзей, ни огня.
Взгромоздилась тоска на приступок.
Киснет тень на стене.
Писк мышей и возня —
