Я сидела на капоте, уперев ноги в бампер своего «майбаха». Кто-то скажет кощунство, плевать. Все, что меня сейчас волновало это отвалившийся кусок алого, красного гель-лака на длинном ногте указательного пальца. Чертова маникюрша! С тех пор как уехала моя постоянная к себе домой, в свою Тмутаракань, как я назвала ее город, где-то на Урале, никак не могу найти себе нормальную «ногтеделку». Перепробовала маникюр почти у всего Сочи. Нет и все тут. Две недели и, пожалуйста, снова облупленный гель.
Горестно вздохнув, оставила уродливый ноготь в покое и посмотрела по сторонам. Скучно! Начало нового учебного года, а мне скучно! Последний год обучения и как сказал отец: «Дочь, пора тебе работать!». Я так была рада, словами не описать. Всю жизнь с пеленок работать мечтала. Год свободы и прощай молодость, привет, рабочий график, йогурт и салатик на обед и кофе в офисе. Правда, насчет хорошего места я не переживала, отец меня устроит, но работать не хотелось от слова совсем!
Рядом тихо и сыто урча, остановилась серебристая «ауди» и из нее выплыла, именно выплыла моя подруга Вика. В длинном темно-синем шелковом платье без рукавов, вырез до середины бедра, на открытой груди бриллианты, на ногах серебристые туфли на шпильке.
– Приветик, зайчик мой, – проворковала Вика, касаясь воздуха у моей щеки и обдав меня своими яблочными сладкими духами. Я с тревогой посмотрела на ее губы, так и есть. Ярко-красная помада. Вспоминаю, коснулась ли Вика моей щеки губами или нет? А ладно, проехали.
– А ты, что, не идешь на торжественную часть? – оглядев мой наряд, сморщилась подруга.
Да, кожаные лосины в обтяг и белая майка на тонких бретелях, открывающая татуировки на левой руке, алая роза и свернувшаяся кольцами змея, как-то не вязались с нарядом подруги. На шее черная бархатная лента с серебряной бархоткой. Вика все старалась оттянуть ее у меня, но я стойко охраняла свою драгоценность. Ленту я недавно поменяла, а само украшение досталось мне от бабушки дворянки. На моей тонкой кисти позвякивают серебряные браслеты, а в ухе пять или шесть гвоздиков с крошечными бриллиантами.
– Иду, но к окончанию, а ты что так вырядилась? – осмотрела я Вику со всех сторон. – В ресторан потом пойдете?
– Праздник у нас сегодня, милая моя, первое сентября, – проворковала Вика, поправляя блондинистый локон перекинутого на грудь хвоста.
– И что, что первое? Завтра второе будет.
– Ну, для кого-то, может, и не праздник, но для меня этот день особо радостный: последний год, последние мучения!
– У тебя за тот год еще два хвоста остались, а ты праздники отмечаешь, – засмеялась я.
– Все бы тебе испортить, – поморщилась Вика. – Где парни?
– Не видела никого пока, сама только подъехала.
– Посмотри, как тебе мое платье? А бриллианты? У матери выпросила, еле дала, целый скандал устроила, грозилась охрану со мной отправить. Но потом дала это колье, тут камни мелкие.
– Какие они мелкие? – сделала я вид, будто заслоняюсь от блеска. Колье и, правда, было так себе, не в смысле некрасивым, но видали и побольше камешки.
– Ты давно меня ждешь? – спросила подруга, доставая с заднего сиденья «ауди» аккуратную маленькую корзинку с букетом живых цветов.
– Блин, цветы, – заныла я, вспоминая, что совсем забыла купить свой букет.
– Ладно, от обеих подарим, – отмахнулась Вика. – А кому дарить будем? Как в том году, англичанке?
– Ну, уж нет, этой мымре я больше ничего дарить не буду! – возмутилась я, доставая из машины маленький черный клатч, украшенный блестящими пайетками. – На Восьмое марта вручила ей духи за двести евро, а эта зараза мне все равно за зачет трояк влепила. Даже и не подумаю!
– Ну а кому тогда? – Вика замерла, удивленно приподняв брови. Смешная такая, глупенькая, губки бантиком, бровки домиком.
– Михалычу давай подарим, – прыснула я, гадая, прокатит или нет.
– Физруку? – еще больше приподнялись брови, а красные губы сложились в удивленное «О».
– Ну да, жене своей отнесет, все польза будет. Он ей цветы, она ему борщ и безудержный секс, – не унималась я, подшучивая над подругой.
– Ну ладно, – медленно произнесла Вика и подхватила корзинку за длинную розовую ленту.
Я деловито кивнула и пообещала себе, что ни за что не пропущу такую сцену. Вика – моя подруга еще со школы, поэтому ей многое прощалось. Я с детства любила над ней подшучивать, не со злобой, конечно, а так по-доброму. Подруга была немного глупенькая, доверчивая, рассуждала, как кукла Барби. Если кто не знает, что это такое, то представьте себе воздушный розовый зефир, который иногда куксится, часто жалуется, при этом заботясь о своем розовом цвете и воздушном платье. Вику мало что волновало, кроме парней, денег и шмоток. Именно в таком порядке. Сессии подруга сдавала лишь частично сама, пустив слезу и помахав своими длинными наращенными ресницами. Большую часть за нее сдавал ее папа, а если точнее, то его деньги.
Наши семьи входили в высшую лигу города Сочи, как я называла папашин бизнес, и таких же, как он. Морской порт, олимпийское строительство, дороги – все это было в подчинении у высшей лиги, часть которой оседала в Москве, а часть была из местных олигархов. Окружение у этой лиги было соответствующее и в основном проверенное годами. Наша семья и еще несколько таких вращались в своем, как говорила Вика, царстве. Почти все мы, дети этих царей, оказались в одном из самых престижных университетов Сочи. Многие, конечно, после школы подались в Москву, но я, зная, что Вика не потянет уровень московского университета, да и не все можно купить, осталась у себя в городе. Да и уезжать не особо хотелось. Многие из наших не уехали из Сочи, так было веселее.
– Почему парней не видно? – заволновалась Вика, говоря о нашей компании. Обычно мы подъезжали к универу, и здесь уже тусовалась толпа на дорогих тачках и мотоциклах. Сегодня я не видела никого из наших.
– Может, они и правда решили бойкотировать первое сентября? – задумалась я, доставая из кармана свой сияющий золотом айфон.
– Думаешь, вчерашний спор еще действует? – снова поползли брови Вики вверх. Я молча кивнула и набрала номер моего парня на данный момент, одного из сынков банкира Кондратьева. Длинные гудки были мне ответом.
– Черт-те что происходит, – рассердилась я, скидывая звонок.
– Пойду, Владу позвоню, – сказала Вика и села в свою машину, включая громкую связь.
Я набрала номер еще одного из наших ребят, но у того телефон был и вовсе не доступен. Снова забралась на капот и огляделась по сторонам, пытаясь найти знакомые лица, и тут увидела его.
Парень шел, поддерживая на плече черную сумку на длинном ремне, шел как-то мягко и пружинисто, как ходят только спортсмены. Серые джинсы, белая рубашка с коротким рукавом. На ногах черные кроссовки. Осмотрев его с головы до ног, я тихо присвистнула: если не обращать внимания на убогие, но чисто-отглаженные шмотки, то такой экземпляр восхитил даже меня.
