1. Пролог
Крупная дрожь пробегала по телу, зуб не попадал на зуб, взгляд сосредоточился на свете фар, разрезающих непроглядную темень ночи перед капотом. Струи дождя, как из пожарного брандспойта, с остервенением лупили по кузову внедорожника и по лобовому стеклу. По спине пробегался колющий холод, растекался по всему телу, заставляя рвано дышать, а сердце – колошматиться, как расшатанный двигатель.
Глеб на секунду перевёл взгляд на собственные руки, держащие руль, от напряжения побелели костяшки пальцев. Покосился на пассажирское сидение, скрипнул зубами в раздражении. Злость мгновенно разлилась по венам, как чернила каракатицы в прозрачной морской воде.
Последний месяц жизнь Глеба стала похожа на экстремальный аттракцион с отсутствующей системой безопасности. Он не просто потерял покой, сон, аппетит – ерунда по сравнению с мегатоннами потерянных нервов, – похоже, он безвозвратно терял собственную благоустроенную, спокойную жизнь.
Жалкий летний месяц – быстротечный, который обещал пролететь традиционно незаметно, несмотря на свалившиеся проблемы, – и размеренное существование полетело в тартарары. Глеб, всегда казавшийся себе и окружающим невозмутимым, готов был лопнуть от бушующих эмоций. А прямо сейчас – сожрать руль на своём же внедорожнике.
Несчастный месяц, каких-то тридцать дней, и Глеб нёсся под ливнем, под оглушающем громом, раскаты которого прошивали тело насквозь, по ночной размытой дороге, рискуя скатиться в пропасть. Остановиться хоть на миг, отвлечься, дать волю эмоциям, значит потерять управление. Пиши пропало, хоронить будет некого: сначала машина сомнётся как фантик, ударяясь о каменные глыбы, остатки же искорёженного металла сожрёт ненасытное жерло горной реки.
Ливень усиливался, словно в небе прорвало дыру, и осадки, которых ждали с апреля, решили выпасть именно в эту ночь, на этот, и без того опасный перевал. Автомобиль нещадно вело, протектор месил бурлящую, несущуюся с гор грязь.
Глеб, стиснув зубы, продолжал пробираться к безопасности. Умирать в расцвете сил, на пике финансового благополучия и здоровья, он не собирался, тем более не мог позволить сгинуть на этом перевале той, что сидела рядом. Придушить её потом, когда довезёт живой и невредимой – мечтал, а позволить бездарно погибнуть по причине собственной глупости – не мог.
Ниже, через несколько километров, перевал становился более пологим, дорога шире, вскоре начинались отбойники по краю дороги, асфальт, просторные смотровые площадки. Именно туда, а потом ещё дальше: в тепло и безопасность, рвался внедорожник, с чертыхающимся водителей за рулём и перепуганной пассажиркой, которая вцепилась в ремень безопасности для пущей надёжности, словно кусок ленты спасёт от падения на дно пропасти.
– А-а-а-а-а! – послышался женский визг одновременно с ударом о левый борт автомобиля скатившего с горы камня.
Отлично, просто отлично!
– А-а-а-а-а! – продолжала верещать та, благодаря которой они оказались в этой ситуации, пока камни сыпались на дорогу, спереди, сзади, по борту и на крышу автомобиля.
Пара камней, благо небольших, отлетели в лобовое стекло. Россыпь булыжников, перемешанных с грязью, скатилась под колёса, заставляя протектор скользить, как по льду. Камни продолжали скатываться, говоря, что через несколько секунд каменный град снесёт автомобиль с дороги, как игрушечную машинку с подоконника.
Глеб в ужасе оглянулся, крупная дрожь прошла по телу, перехватил руль, краем сознания отмечая, насколько онемели руки. Долей секунд на принятия решения не было, выручала лишь мышечная память.
– Держись, – отдал он короткий приказ.
Стиснул зубы, рванул вперёд, тут же вывернул руль для крутого поворота почти под сто восемьдесят градусов, за которым, один бог знал, что находилось. Оставаться на месте нельзя, ехать осторожно, медленно, как обычно передвигаются в этом месте – невозможно. Что впереди – неизвестно.
В итоге Глеб проскочил злосчастный поворот, увернулся от грязевой кучи, которая превращалась в скользкую жижу под колёсами, поймал боковым стеклом несколько камней, едва не оглох от женского визга. Вспотел, от нечеловеческого напряжения сводило мышцы, сеткой выступили вены на кистях рук, на лбу проступила испарина. Дышать, кажется, не дышал, однако вывел внедорожник на асфальтированную дорогу рядом с просторной смотровой площадкой.
Глеб медленно, всё ещё не веря себе, сдал правее, остановил внедорожник. Фары продолжали прорезать темень южной ночи, дворники без устали скатывали потёки непрекращающегося дождя. Вдали слышались раскаты громы, которые отзывались в бездонных ущельях ужасающим эхом.
Повернул голову направо, впился взглядом в ту, что умудрилась за какой-то жалкий месяц превратить его жизнь в броуновское движение, а после едва не угробила их обоих!
Красивой, какой же красивой она была! А ещё до умопомрачения желанной, до стёсанных от злости зубов идиоткой. Абсолютно невыносимой, несносной, упрямой, как сотня добротных ослов. И любимой, вопреки всем и вся, в первую очередь себе самому, – любимой.
Глеб отцепил руки от руля, потянул горловину футболки, словно пытался избавиться от удушья, распахнул дверь, выпрыгнул прямо под ливень, в надежде немного прийти в себя. Не придушить эту ненормальную и себя заодно, чтобы неповадно было, чтобы помнил, каким женщинам не место в его жизни. Именно таким, как та, что смотрела на него из салона внедорожника, пока он стоял под струями ливня, в свете фар.
Голова кружилась от адреналиновой встряски, нервному напряжению требовался выход, хотелось орать на всю непроглядную ночь, на весь мир! Перекричать ливень хотелось!
Глеб обошёл машину, рванул пассажирскую дверь на себя, уставился на явившуюся в его жизнь проблему. Проблема глубоко дышала, смотрела широко распахнутыми глазами, нервно облизывала губы. Ткань белой блузки промокла, прямо сейчас больше показывала, чем скрывала. Грудь, во всей своей красе, проступала сквозь ткань, призывно вздымалась. Лёгкая юбчонка скаталась, демонстрируя стройные загорелые ноги.
Хотелось наорать, обматерить с ног до головы, но всё, что сделал: потянул за руку из машины, пресекая слабенькие попытки сопротивления.
– Испугалась? – спросил Глеб, тяжело дыша во всклоченную, промокшую макушку, пахнущую летом, ливнем, инжиром.
– Нет, – услышал он ответ, невольно улыбнулся, одновременно злясь на это «нет».
Струи воды падали с неба, одежда промокала насквозь, Глеб прижимал к себе ту, которую хотел несколькими минутами раньше придушить. Водил ладонями по женским изгибам, скользил под промокшую, прилипшую к ногам юбку и сходил с ума.
Она здесь, рядом, живая, тёплая, несмотря на прохладный ливень. Обнимает его в ответ, тянется-тянется, встаёт на цыпочки, трётся грудью, тяжело дышит, делит с ним одно желание на двоих.
