Мелкий, противный дождь, капает на очки, сильно ухудшая видимость. Замечательная погода для первого декабря, ничего не скажешь. Зима, называется, наступила. Резкий ледяной поток охватывает ступню.
– Ай, – вскрикиваю от неожиданности. – Да что ж такое.
Едва сдерживаюсь, чтобы не заплакать от обиды и негодования. Это не зима наступила, а я в лужу наступила. Потому что не видно ничего, и фонарь около подъезда, как всегда, не горит. Район у нас такой «благополучный».
Кипя от раздражения, вхожу в подъезд и медленно поднимаюсь по лестнице. Очки, конечно же, сразу запотевают, но протереть стекла нечем – руки заняты ключами от квартиры и пакетом с продуктами. Доползу как-нибудь. Три этажа – и я дома.
– Ну что за идиотский сегодня день? Все валится из рук, ломается, случается! – сокрушаюсь шепотом.
Скорее бы добраться до квартиры и наконец выдохнуть. Так хочется поваляться с книгой на диване и просто отдохнуть, но даже такой малости меня лишают. Брат решил именно сегодня зайти на ужин. Готовить теперь придется.
Вижу неясную тень на лестнице и останавливаюсь. Свет от лампочки тусклый, и через мутные стекла все расплывается. Ставлю сумку на пол и быстро протираю очки, надеваю и вижу пред собой маленькую девочку, сидящую прямо на ступеньках и жадно жующую кусок хлеба.
На вид ей лет шесть-семь. Маленькая, худенькая. Серый свитер висит на ней, словно мешок, светлые волосы торчат в разные стороны, как у Домовенка Кузи из одноименного мультика. Не видела ее раньше, может, потерялась?
– Ты кто? – строго спрашиваю я.
– Я Катя Снегирева, – шмыгает и поднимает на меня свои огромные глазищи. – Мы переехали недавно в двенадцатую, – запихивает остатки хлеба в рот и указывает рукой на свою дверь.
– А я Евгения Огнева из десятой, – зачем-то отвечаю в тон ей.
Только сейчас до меня доходит. Раньше там жила Зинаида Руслановна, но недавно она умерла. Хотя когда-то говорила, что у нее есть дочь. Наверное, та и переехала в ее квартиру.
– Почему сидишь на бетоне? Холодно ведь, иди домой, – недовольно качаю головой. С детства всем девочкам втолковывают, что нельзя сидеть на ступеньках, а она…
– Не могу, – горестно вздыхает и опускает взгляд. – У мамы праздник…
Словно в подтверждение ее словам, слышатся пьяные голоса и звон бутылок. Ну это ни в какие ворота не лезет. Сами там развлекаются, а ребенок должен мерзнуть в подъезде?
– Ну-ка вставай, – говорю сердито, подхватываю сумку и иду наверх. – Сейчас разберемся.
– Не надо. Только хуже будет…
Не хочу даже слушать эти глупости. Девочка послушно поднимается, пропуская меня. Обхожу ее и нажимаю на кнопку звонка. Дверь почти сразу распахивается, и появляется какая-то женщина. Видимо, новая соседка. Лицо красное, взгляд поплывший и идиотская ухмылка на губах.
– А ты еще кто? – Меня едва не сносит тошнотворным запахом перегара. С трудом подавляю реакцию организма и сохраняю лицо.
– Соседка ваша из квартиры напротив, – рассматриваю мать Кати, ища хоть каплю здравого смысла. Но тщетно, он растворился в количестве выпитого алкоголя.
– И че надо, соседка? Выпить хочешь? – скалится та, обнажая неровные гнилые зубы.
– Как вам не стыдно, – набираю в легкие побольше воздуха, чтобы высказать все свое возмущение. – Ребенок мерзнет, пока вы там…
– А это не твое дело, – перебивает она меня. – Вот своих нарожаешь и будешь командовать.
– Ну это же не по-человечески!
– Катьку я не выгоняла, – хмыкает та и равнодушно пожимает плечами. – Нравится сидеть там, пусть сидит. А у нас новоселье.
– Кто там? Проблемы? – За ее спиной появляется фигура здоровенного мужика, похожего на борова. – Че надо?
Окидываю его брезгливым взглядом и понимаю, что лучше не связываться. Они пьяные, а сколько их там, неизвестно.
– Нет, ничего, – поджимаю губы и делаю шаг назад.
– Ну и все.
Дверь захлопывается перед моим носом. Замечательно. Вот и познакомилась с соседями. Оглядываюсь на ребенка. Стоит, опустив голову, и вытирает слезы рукавом, размазывая грязь по лицу. Ну, как ее бросишь одну в холодном подъезде?
– Кать, а хочешь пойти ко мне в гости? – улыбаюсь ей.
– А можно? – недоверчиво поднимает на меня глаза.
– Ну конечно, пойдем.
Что я творю? Зачем вмешиваюсь? Мало мне проблем? Но по-другому поступить просто не могу.
Открываю дверь и пропускаю девочку вперед. Включаю свет в прихожей и наконец стаскиваю с себя промокшие насквозь ботинки.
– Замерзла?
– Немного. – Катя зябко ведет плечами и растирает озябшие ладони.
– Кушать хочешь?
– Хочу… – кивает и как-то настороженно смотрит на меня.
– Только руки сначала помой и умойся, – показываю, где ванная, и ухожу переодеваться.
Быстро натягиваю домашние брюки, футболку и собираю волосы в хвост. Возвращаюсь на кухню, мою руки и открываю холодильник. Рассматриваю содержимое и с ужасом для себя понимаю, что мне в сущности нечем накормить ребенка. Сама я дома почти не питаюсь, а готовить впрок не для кого. Катя бесшумно садится за стол.
Ну, как говорится, на безрыбье…
– Яичницу или пельмени? – оборачиваюсь к ней.
– Пельмени.
Достаю кастрюлю, наливаю воду и ставлю на огонь. Раскладываю остальные продукты по местам и присаживаюсь за стол напротив Кати.
– Не грусти, все наладится, – ободряюще улыбаюсь ей.
Она кивает и косится на вазочку со сладостями. Бедный ребенок. Мне не жалко конфет, но портить желудок ни к чему, сначала надо поесть нормально. Но что с ней делать дальше?
Накладываю пельмени в тарелку и ставлю на стол. Катя сглатывает слюну и поднимает на меня глаза, словно ждет разрешения. Сердце сжимается от ее взгляда, а в голове не укладывается, как можно собственного ребенка довести до такого.
– Горячие очень. Как остынут, можешь кушать, – поясняю ей и отхожу к плите. – А я пока буду ужин готовить, у меня сегодня гости…
Ложка со звоном падает на пол, резко оборачиваюсь. Катя в растерянности смотрит на меня. Маленькая, худенькая, а глаза, как два огромных блюдца.
– Мне надо уйти? – Ее губы начинают мелко дрожать.
– Что ты, конечно нет. Сиди, сколько хочешь, – спохватываюсь я, только сейчас сообразив, что сморозила глупость. – Брат ко мне придет. Ужинать, – поднимаю грязную ложку и даю ей чистую. – Хочешь с ним познакомиться?
Неуверенно кивает. Тяжело вздыхаю и вновь возвращаюсь к плите. Господи, куда я лезу. Даже не представляю, как помочь этой девочке. Может, в опеку позвонить? Они, наверное, должны знать, что делать в таких ситуациях… А если ее заберут в детдом? Вряд ли там будет лучше. Нет, в опеку нельзя. Не хочу брать на себя такую ответственность за чужую жизнь. Надо найти другой выход. Нервно кусаю губы, придумывая хоть что-то, но как назло в голове ни одной стоящей идеи.
– Катюш, – разворачиваюсь к ней. – А твоя мама давно пьет?
