Звезды все знают.
Они живые.
Можно в это не верить, но я не сомневаюсь, звезды все чувствуют. Они помнят. Они много раз наблюдали, как люди на маленькой, но красивой планете боялись и не понимали друг друга.
Траектория загибается.
В наушниках звучат знакомые голоса. Помехи частично прерывают речь, но это не важно, я все равно не вслушиваюсь в слова.
Наш корабль планомерно разделяется на отсеки.
– Внимание. Приборно-агрегатный отошел, – оповещаю команду и продолжаю следить за приборами.
Нас к такому готовили.
Каждый член экипажа отрепетировал до мелочей свои действия. Каждый из нас четко знает свою роль. Стараемся не думать о плохом, но каждый готов к нештатной ситуации.
– Отошел бытовой отсек.
Говорю с облегчением.
Первый этап позади. Все идет по плану. Без происшествий входим в атмосферу.
Слежу за показателем перегрузки.
За иллюминатором занимается пламя. Разгорается лобовая теплозащита. Губы растягиваются в улыбке.
Страх, нетерпение, радость. Все чувства смешались.
Команда, мои верные друзья, сидят справа и слева от меня. Их не вижу, но знаю, сейчас они с такой же улыбкой, как у меня, молча смотрят в иллюминаторы. Наблюдают, как снаружи нарастает свечение, как пламя из ярко-оранжевого становится белым, как от гари и копоти темнеют стекла.
Корабль трясет.
Вспышки света.
Ощущение, словно попал в эпицентр фейерверка. Самого красочного и шумного в мире фейерверка.
Связи нет, но я продолжаю отправлять в эфир информацию. Называю показатели приборов, озвучиваю состояние корабля и экипажа.
Нас к такому готовили.
Мы знаем, что может, что должно произойти, и что произойдет. Мы все знаем. Но это не отменяет инстинкты и страх.
Космонавт в представлении окружающих – это отважный, бравый, бессмертный и всесильный супергерой со стальными нервами, бицепсами и прочими частями тела. Но космонавты тоже люди. Темные, плохие мысли проникают в голову. Космонавтам бывает страшно. Особенно, когда производится посадка.
Я, как и все, боюсь.
– Прошли плазму.
Второй этап позади. Мы все ближе к Земле. Мы все ближе к родным и любимым.
Точка спуска намечена.
Сейчас отстрелится выпускной парашют. Следом сработает тормозной и расправится основной купол.
Поисковая группа готова. Вертолеты, врачи, спасатели. Нас встретят, под радостные речи нас понесут на руках…
Нештатно-баллистический спуск.
Падение.
Без паники! Нас к такому готовили. Мы профессионалы. И мы знаем, как нужно действовать.
Треск, удар, звон в ушах.
Жмурюсь.
Удар. Снова удар.
Боль.
Удар.
Тишина.
Я знаю, что теперь самостоятельно нам не выбраться из аппарата. Ног не чувствую. Зову свою команду. Зову не для того, чтобы мне помогли. Хочу убедиться, что все целы.
Жжется. Невозможно терпеть.
Открываю глаза.
Будильник молчит.
Я проснулся за пять минут до намеченного.
Вытираю пот со лба.
Мне всегда перед важным событием снится этот сон. Сон, в котором наш экипаж терпит крушение. Дурацкий сон. Мучительный.
К счастью, в том падении выжили все. Но травма на долго вывела меня из строя. Лишила меня полетов.
Весь ужас не в падении, страшно то, что я снова и снова готовлюсь, тренируюсь, поддерживаю форму и раз за разом в самый последний момент получаю отказ от руководства. Не то что командиром, бортинженером не берут.
С возрастом все труднее поддерживать форму, тем более все труднее получать отказы.
Отключаю будильник. Зачем заставлять старый механизм лишний раз работать?
Сегодня я решил твердо. Если опять снимут с полета, больше не стану проситься. Смирюсь. Как бы обидно и горько не было. Отпущу. Продолжу жить и вздыхать, что так и не успел проститься с моим космосом.
Но в этот раз мне повезет. Я знаю. Повезет. Тем более, у меня сегодня день рождения. И плюс ко всему, я встал с правильной ноги. Не просыпал соль, надел майку наизнанку. По пути обойду стороной всех черных кошек, всех соседей со всеми пустыми ведрами.
Верить в приметы, традиции или удачу я давно перестал. Но сегодня нужно предусмотреть каждую мелочь, и мне точно повезет.
– Григорий Петрович… кхм. Выслушайте.
Тон начальника красноречивее любых слов. Он может не продолжать. Мне заготовили отказ.
– Григорий Петрович, у нас есть для вас интересное предложение.
Он говорит и отводит взгляд. Вероятно, он уже догадывается, как я отреагирую на его предложение.
– Как вы отнесетесь к тому, чтобы перейти на почетную должность летного инструктора? Почетную и, подчеркну, высокооплачиваемую должность.
Какого еще инструктора? Что он такое несет? Я же пилот. И при чем здесь оплата? Я же не…
– В ваши обязанности будет входить подготовка космонавтов. Вдобавок, вам назначат помощников…
– А полеты? – зачем-то перебиваю глупым вопросом, на который уже знаю ответ.
– Григорий Петрович.
– Есть.
Рапортую и встаю по стойке смирно. Сердце вот-вот выскочит из груди. Все. Это конец. Я пенсионер. Я отработанный экземпляр.
– Вы – наш ценный сотрудник. Настоящий профессионал. И нам бы хотелось, чтобы должность инструктора заняли именно вы.
Я знаю, что не должен расстраиваться.
Нас к такому готовили.
Знаю, что теперь альтернатива для меня – гражданские перелеты. Но как мне, дважды герою страны, капитану, оставить дело своей жизни? Как мне оставить смысл моего существования? У меня же есть мечта.
Все еще есть.
– Есть.
Впервые в своей жизни я возвращаюсь домой настолько разбитым и изможденным. Тренированное тело сопротивляется, ноги отказываются идти, слезы отказываются перестать капать, а мозг не собирается принимать тот факт, что я так и не смог проститься со своим космосом. Мне не дали. Не позволили. И никогда уже не позволят.
Человек ко всему привыкает.
Факт.
Нас к такому готовили.
Смог привыкнуть и я. Смог, но не до конца.
С тех пор не могу смотреть в ночное небо. Не могу. Поднять глаза на звезды, где сейчас трудятся мои коллеги. Трудятся, парят в объятиях космоса. А я здесь, внизу. Прячу от них глаза, бесполезный.
Когда тебе говорят, что с этого дня ты инструктор, в голове звенит лишь одна мысль – списали. Теперь я буду день ото дня готовить молодых парней и завидовать. Черной завистью завидовать.
Когда тебе говорят, что теперь ты инструктор, ты не можешь представить, что бывают фразы похуже.
А они бывают.
– Григорий Петрович, вот, ваш новый «курсант».
В кабинет заходит парень. С виду горький, совсем зеленый. Лет двадцать, максимум двадцать пять. Он улыбается, смотрит довольный по сторонам. Тощий, бледный, с дурацкой разноцветной прической. Сначала кажется, что парень разговаривает сам с собой, но присмотревшись, становится понятно, что он кривляется перед телефоном.
Парень отвлекается, прячет телефон за спину и оборачивается к сопровождающим.
– Эй ты! А ну отойди! Ты совсем что ли? Я кому сказал? В кадре должен быть только я. Куда лезешь? Предупредил же. Отойди еще! Минимум на пять метров! Живо!
