Александр Габриэль - Небосвод несвободы. Стихи

Небосвод несвободы. Стихи
Название: Небосвод несвободы. Стихи
Автор:
Жанр: Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Небосвод несвободы. Стихи"

«Небосвод несвободы» – пятая книга стихов Александра Габриэля, включающая тексты 2013—2017 гг. Жанрово (хотя и в значительной мере условно) их можно отнести к философской и любовной лирике, в равных пропорциях подсвеченной иронией и драматизмом авторской интонации.

Бесплатно читать онлайн Небосвод несвободы. Стихи


© Александр Габриэль, 2017


ISBN 978-5-4485-8641-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Из точки Б в точку А

Клочок

Воспоминанья – как к обеду пряники.
Спой, Кашепаров, нам про палисад…
Податься бы к себе в киномеханики,
две трети жизни прокрутив назад,
когда дела не превращались в навыки,
а жизнь пилась взахлёб и натощак —
бесспорна, как закон термодинамики
и липкий чад студенческих общаг.
Нестройная картина мироздания
стройней, когда в душе поёт Орфей…
И я шагал с не первого свидания,
как будто в жизни не было первей.
Лишь помнится, как старый клён сутулился,
а я всё шёл – взволнованный, хмельной…
И что-то сонно бормотала улица,
набухшая рассветной тишиной.
Не странно ль то, что нынче, в снежной замети,
где дремлет кучер, сев на облучок,
волной выносит на поверхность памяти
кусочек жизни, скомканный клочок.

1977

Морожко, фрукты – рядом, дёшево.
На пляже – тел беспечных крошево.
Все – вместе. Невозможно врозь.
Парник. «Спидола» беспечальная.
И море, как вода из чайника,
на блюдце бухты пролилось.
Семидесятые бровастые…
И чайки тучные, горластые
съестное припасают впрок.
Жара – как в пасти у Горыныча.
А в двух шагах от пляжа – рыночный
малороссийский говорок.
И серебристый пух качается,
и юность ниткой истончается,
над нами приговор верша,
и, сердце искушая, дразнится:
ведь дочь хозяйки, старшеклассница,
так обморочно хороша…
С момента миросотворения
на всё кинематограф времени
наносит шедевральный грим,
чтоб снова ожила архаика:
июль.
Посёлок Николаевка.
Ничейный полуостров Крым.

Каа

Стародавнее ломится в сны, прорывается изнутри,
и попробуй остаться чистеньким, в стороне…
На подъездных дверях было внятно написано: «Жид, умри!»
А когда я стирал эту надпись, то думал: «Не мне, не мне…»
Ну, а время вползало в души, хотело вглубь,
изменяло фактуру судеб, как театральный грим…
А отец собирал каждый лишний и даже нелишний рупь,
чтоб свозить и меня, и усталую маму на остров Крым.
Мы пытались продраться сквозь засыхавший клей,
оценить недоступных книг глубину и вес…
Жизнь казалась длиннее, чем очередь в Мавзолей,
но размытою, как повестка съезда КПСС.
Мы Антонова пели персидским своим княжнам,
исчезали по каплям в Томске, в Улан-Удэ.
Всё, что думалось нам, что однажды мечталось нам —
по стеклу железом, вилами по воде…
Притерпевшись давно к невеликой своей судьбе,
я смотрю и смотрю, терпеливый удав Каа,
как скрипучий состав, дотянувший до точки Б,
задним ходом, ревя, возвращается в точку А.

Кусочек детства

Ах, детство ягодно-батонное,
молочные цистерны ЗИЛа!..
И небо массой многотонною
на наши плечи не давило.
Тогда не ведали печалей мы:
веснушки на носу у Ленки,
ангинный кашель нескончаемый,
слои зелёнки на коленке.
Вот дядя Глеб в армейском кителе
зовёт супружницу «ехидна»…
И так улыбчивы родители,
и седины у них не видно,
картошка жареная к ужину,
меланхоличный контур школы,
да над двором летит натруженный,
хрипящий голос радиолы.
Вот друг мой Ким. Вот Танька с Алкою.
У Кима – интерес к обеим.
А вот мы с ним порою жаркою
про Пересвета с Челубеем
читаем вместе в тонкой книжице,
в листочек всматриваясь клейкий…
И время никуда на движется
на жаркой солнечной скамейке.

Так же

Был тем же запах книг и мяты,
и лето виделось во сне нам,
когда продрогших туч стигматы
водоточили мокрым снегом.
И дней похожих вереницы
летели в чёрно-белом гриме,
и осени с зимой границы
не охранялись часовыми.
И ночь такой же меркой точной
нам вымеряла грусть по росту,
и был наш мир чуть видной точкой
в чистовике мироустройства.
Тот мир включал и лёд, и пламень
под хоровод дождей и снега,
где прошлое – размером с камень,
а будущее – весом с небо.
И так же зябко брёл прохожий,
плохой прогноз вводя в обычай…
Всё было так похоже, боже! —
хоть верь, что не было отличий.

Квас

Солнце по́ небу плыло большой каракатицей
и, рассеянно щурясь, глядело на нас…
Ты стояла в коротком оранжевом платьице
близ пузатой цистерны с названием «Квас».
Разношёрстные ёмкости, банки да баночки
были хрупким мерилом безликой толпе,
что ползла к продавщице, Кондратьевой Анночке,
кою взял бы в натурщицы Рубенс П. П.
Солнце с неба швыряло слепящие дротики,
ртутный столбик зашкаливал в адовый плюс,
и казалось: подвержен квасной патриотике
весь великий, могучий Советский Союз.
Сыновья там стояли, и деды, и дочери
с терпеливыми ликами юных мадонн…
И пускал шаловливые зайчики в очередь
в чутких пальцах твоих серебристый бидон.
Всё прошло, всё ушло… А вот это – запомнилось,
тихий омут болотный на всплески дробя…
Мне полгода тому как двенадцать исполнилось,
я на год с половиной был старше тебя.
И теперь, в настоящем – сложившемся, чековом —
голос сердца покуда не полностью стих…
«Где ты, где ты, Мисюсь?» – повторить бы за Чеховым,
но надежд на ответ всё равно никаких.
Только тени витают, и тают, и пятятся,
и завис в эпицентре несказанных фраз
призрак счастья в коротком оранжевом платьице
близ пузатой цистерны с названием «Квас».

Каховская, 43

Ты видел то, что возводил тщеславный Тит,
владенья Габсбургов, Рейкьявик и Лахор;
внушал себе, что в небеса вот-вот взлетит
как будто лебедь, белопенный Сакре-Кёр.
Ты видел, как верблюдов поит бедуин
и как на Кубе культивируют табак,
бродил в тиши меж древнегреческих руин,
где статуй Зевса – как нерезаных собак.
А небо зрело, становилось голубей,
был день парадно и возвышенно нелеп,
и на Сан-Марко продотряды голубей
у интуристов изымали лишний хлеб.
Ты в Сан-Хуане католический форпост
шагами мерял, сувениры теребя;
и выгибался томной кошкой Карлов Мост
над шумной Влтавой, выходящей из себя.
Ты видел Брюгге и скульптуры Тюильри,
поместье в Лиме, где когда-то жил Гоген…
Но —
Минск,
Каховская,
дом номер сорок три —
фантомной болью бередит протоки вен.
Так получается: сменив с пяток планет,
приблизив истины к слабеющим глазам,
ты ищешь родину, которой больше нет,
и для которой ты давно потерян сам.

Antique

О, как античны времена, где устье Леты
почти сроднилось с пустотою Торричелли!..
Нам говорили про крылатые ракеты
и пели песни про крылатые качели,
когда внушали нам, что каждому – по вере,
и называли льдом мятущееся пламя,
когда трехмерные границы двух империй
соприкасались автоматными стволами,
когда мы верили незыблемым культурам,
и в крымской полночи, гудя, висели мошки,
а злая очередь за финским гарнитуром
рвала подмётки за отметку на ладошке,
когда Нью-Йорк казался дальше Ганимеда,
и были страшно молодыми мама с папой,
когда на кухне полуслышная беседа
нам души гладила, как кот мохнатой лапой,
дым сигаретный выплывал ладьёй в оконце
из коммунального одышливого плена…
И как пижонисто сияло в небе солнце
в своём блистающем костюме из кримплена!

Крокус

Ладно, червяк на леске, лопай свой чёрствый бублик…
Помнишь Союз Советских собранных в сплав республик?
Как далека Европа! Брежнев нахмурил бровки…

С этой книгой читают
В книге собраны стихи, написанные с 14 до 37 лет. Это память о самых важных, судьбоносных, золотых мгновениях жизни, дающая ключ ко всему остальному прозаическому корпусу творений автора.
Гражданин Советского Союза. Коммунист.Родился 22.12.1956 г.Родители – ветераны Великой Отечественной войны.Окончил ВВМУПП им. Ленинского комсомола в 1981 г.1981—1993 гг. – служил на дизельных подводных лодках 182-й Отдельной Бригады подводных лодок (б. Бечевинская), КВФ.После предательского развала Советского Союза подал рапорт об увольнении из ВС, заявив о несогласии с политикой нового руководства страны, армии и флота.Уволен в запас с должности
Мы любим. Если повезет, становимся счастливыми, и со временем у нас появляются прекрасные воспоминания.Если нет, нам остаются грусть и иногда стихи.
Поэтический сборник включает в себя проникновенную женскую лирику. Каждое из стихотворений откровенно, как личный дневник. Лирическая героиня – женщина сильная и в то же время мечтательная, она живет одновременно двумя жизнями: реальной и воображаемой, миром ее грез и фантазий. И порой разрыв между двумя мирами драматичен.
Грандиозный межавторский проект, действие которого происходит в мире романа Сергея Тармашева «Чистилище»!В первые дни заражения уцелевшие жители Москвы объединяются в отряды, пытаясь противостоять мутантам-людоедам. Большинство никогда прежде не держали в руках оружия, и лишь те группы, у которых есть сильные и уверенные в себе руководители вроде майора Белоглазова, могут рассчитывать на спасение. Учиться воевать с монстрами приходится ценой огро
Как очаровательна эта таинственная девушка из далекого таежного поселка! Она так не похожа на современных москвичек, что мужчины моментально обращают на нее внимание. Стрелы Амура поражают их сердца. Правда стрелы очень похожи на боевое китайское оружие… а за незнакомкой тянется шлейф невероятных событий… Ее преследует Дракон. Он уничтожает ее близких и наводит страх на Анжелику. Сыщик Всеслав и его помощница Ева пытаются найти объяснение этим за
История о том, что измена близкого человека может не только разрушить жизнь, но и подарить любовь.Он и она… Чужая жена и чужой муж… Одно предательство любимых на двоих… Одна боль… И одна надежда на счастье…
Слышали теорию о том, что есть тысячи таких же миров как наш? Что если это правда и в этих мирах есть не люди, а какие-либо животные. Орлы, пингвины, кошки, вселенные которых развиты не хуже, если не лучше нашей. Есть те, кто хочет это всё уничтожить. Есть у них магия? Где они живут? Всё это есть в крупнейшем проекте от ALite, передаваемом комиксами, играми, книгами и много чем ещё. Заинтриговал? Первая часть этого сюжета лишь вершина всего того,