В XIX веке эти двести верст были настоящим путешествием.
На тарантасе, в бричке или дилижансе из Петербурга ехали не торопясь, 2–4 дня, в зависимости от остановок и ночлегов. Ныне забытый писатель Александр Дружинин (1821–1864), англоман, первый русский «прозаик-эстет», переводчик Шекспира и, кстати говоря, основатель первого литературного фонда, прежде чем добраться до своей усадьбы в селе Мариинское, обычно делал крюк и ночевал в гостинице в Нарве в отеле «Санкт-Петербург» – это почти что Европа. Приличных мест для ночлега по дороге не было – постоялые дворы с клопами и тараканами, трактирная еда дворянину не подходили. Похожим образом в Мариинское добирались и гости, в частности, друзья-литераторы – Григорович, Некрасов, да и сам Иван Сергеевич Тургенев.
Ныне, если отправиться из города на юго-запад через Петергоф или Красное Село, то через полтора часа (вокруг плоская, довольно унылая равнина, деревушки, два сохранившихся здания постоялых дворов) мы достигнем славного города Ямбурга, до сих пор почему-то именуемого Кингисеппом.
Крепость Ям на крутом берегу Луги была заложена новгородцами, согласно летописи, в 1384 году, и 200 лет оставалась форпостом, отбивавшим нападения «немцев» и шведов. После Ливонской войны все побережье Балтийского моря, включая Нарву, Иван-город, Ям, Копорье, отошло под власть шведской короны и получило название Ингерманландии. Город Ям, как и все побережье, было отвоевано при Петре лишь в 1703 году, а Ям был переименован в Ямбург.
Сегодня от крепости мало что сохранилось, но зато на берегу Луги устремляется к небу чудом сохранившийся собор Святой Екатерины, построенный по проекту Антонио Ринальди.
Переехав по мосту через роскошную полноводную Лугу, сворачиваем резко налево (а прямо совсем рядом Иван-город и Нарва), и мчимся вместе с северным ветром на юг.
Две автокатастрофы по дороге. Но не очень серьезные. Правда, одно авто перевернулось и лежит на крыше. Но никто не погиб – рядом «скорая помощь».
Раздавленные еж или кошка на дороге выглядят не менее трагично.
Еще страшнее – кресты на обочинах вдоль шоссе. Но здесь они довольно редки. Земля небогатая, дорога пустынная. По сравнению с карельским перешейком, где кресты на каждом шагу, тут их совсем немного.
Скоростное шоссе – это постоянное memento mori. Видимо, поэтому оно вызывает такой экстаз. Как было скучно ехать на дилижансе!
Ландшафт существенно меняется. Слева и справа – топкие болота, потом идут смешанные хвойные леса, начало сосновых боров и почти полное безлюдье… Между Ямбургом и Сланцами (35 верст) всего одно село, живущее продажей ягод, грибов, яблок, березовых веников и прочих лесных даров. Затем еще один поворот налево, дюжина деревень, и за селом Шавково дорога обрывается как раз на границе Питерской и Псковской областей. Начинается настоящая глушь и некое подобие лесного большака: в 1990-е нормальные люди тут не ездили, машину можно было разбить в хлам. «Большак» перебегают зайцы, лисы, переползают гадюки, ежи, – или, вот, аист, ловящий лягушек, – обычное зрелище. Попадаются и лоси, но они осторожнее. Скорость ничтожна, их всегда можно объехать. А до усадьбы Дружинина в Мариинском десять верст, до Заянья с церковью и монастырем, столько же, и еще семь в сторону до нашего Березно….
Куда мы попали? Медвежий угол – сегодня это крайний северо-запад Псковской губернии, сорок верст на Запад до Чудского озера, тридцать – на Юг до Гдова – и почти двести до Пскова: везде болота, заросшие дороги, сосновые боры и непролазные смешанные леса. Можно набрести на вросшие в землю столетние избы, остовы барских усадеб или эстонских мыз, даже на церковь в глухом лесу с обвалившимися куполами. И еще – множество курганов VIII–IX веков (культура т. н. «длинных курганов Северо-Запада»), встречающихся повсеместно. Но от археологов-позитивистов ничего внятного не дождешься – они раскопают могильник, все обмерят, опишут, найдут несколько железяк, черепков и костей, но чьи это захоронения, что это за люди и племена – кривичи, чудь, водь, весь, (вепсы) нарова или балты – ответа от них не услышишь (не хватает данных!). Есть только гипотезы. Ясно одно – могильники еще дохристианские.
Конец ойкумены, исчезновение цивилизации.
А когда-то это была историческая земля. Я не буду начинать с мифологического новгородского старейшины Гостомысла, сведения о котором весьма сомнительны. Но более или менее достоверно известно, что кривичи, поднявшиеся с юга – от Полоцка (и стали псковитянами), пришли сюда в VII–VIII веках, а словене ильменские (новгородцы) – от Новгорода и озера Ильмень – в X–XI, и сильно потеснили местную чудь (эстов), водь и нарову. Отсюда и древнее название восточного побережья Чудского озера – Причудье.
Очевидно, что этот народ вокруг огромного озера – чудь – вызывал у славян искреннее изумление – своими нравами, традициям и строем жизни, хотя и те, и другие оставались еще язычниками, но очень разными.
Как и полагается в средневековье («эпоху феодальной раздробленности» – как писали в учебниках), покоя тут, за редкими исключениями, не было никогда. Хотя монголы не добрались до этих краев, своих проблем – предостаточно. На восточном побережье озера жила «чудь мирная», исправно платившая дань славянам, а на западном – «немирная», настроенная жестко и агрессивно. Мочили друг друга все: набеги, баталии, осады, грабежи. Братья славяне громили «немирную чудь» на Западном побережье и устраивали опустошительные походы по всей нынешней Эстляндии, то возвращая назад Юрьев – вроде бы русский город, но построен на месте древнего городища чуди, – то теряя его (лишь позднее он стал Дерптом, затем знаменитым Тарту, где от советской власти в ХХ веке удалось скрыться Юрию Лотману и его школе, зашифровавшим термином «семиотика» – труднодоступным для понимания московитских властей – традиционные литературоведение и культурологию).
Столь же немирная чудь налетала на гдовско-псковские земли, за что следовало соответствующее отмщение. Сюда надо добавить и многочисленные набеги варягов, и кровавые междоусобицы между братьями-славянами, в более поздних летописях именуемых замечательным словом «нелюбье», когда воеводы или князья сжигали погосты и городища и начинали «перебирать людишек». При этом столетиями эта земля, где местные племена крушили друг друга, была одновременно убежищем от жестокой татаро-московитской власти.
