Нечасто встретишь мужчину с бриллиантом в бороде. Но когда у раджи заканчивается свободное место на ушах, пальцах и одежде, то, пожалуй, растительность на подбородке тоже сгодится. Ровно в полдень отворились массивные двери красного дерева и из Правительственного дворца выплыли они – целый зоопарк махараджей, низамов, набобов и прочих; все двадцать обряжены в шелк, а золота, драгоценных камней и жемчуга, навешанного на них, хватит на батальон вдовствующих графинь. Один или двое утверждают, что ведут свое происхождение от Солнца и Луны, прочие – от какого-нибудь из сотни индуистских божеств. Мы же, особо не различая, просто назвали всех скопом «князьями».
Эти двадцать – из ближайших к Калькутте княжеств. А по всей Индии их больше пяти сотен, и все вместе они правят двумя пятыми этой страны. Ну по крайней мере, так они сами утверждают, а мы только рады поддерживать этот миф, пока они распевают «Правь, Британия» и присягают на верность заморскому Королю-Императору[1].
Они шествовали под раскаленным солнцем, подобно богам, в порядке строгой очередности, во главе с вице-королем, направляясь к спасительной тени под дюжиной шелковых зонтов. Здесь, позади плотной красной шеренги вице-королевских телохранителей в тюрбанах, толпились королевские советники, чиновники и лизоблюды всех мастей. А уже за ними стояли Несокрушим и я.
Неожиданный пушечный залп – салют из орудий, стоящих на лужайке, – согнал с окрестных пальм стаю галдящих ворон. Я считал залпы: всего тридцать один – честь, положенная исключительно вице-королю, никакой туземный царек никогда не удостаивался больше двадцати одного. Этим подчеркивалось то, что поименованный выше британский чиновник в Индии занимает более высокое положение, чем любой местный, пусть даже ведущий свой род от самого Солнца.
Как и салют, совещание, на котором присутствовали князья, было лишь частью представления. Настоящей работой займутся позже их министры и чиновники Индийской гражданской службы. Для правительства Раджа важно было, что князья собрались здесь, на лужайке, для общей фотографии.
Вице-король, лорд Челмсфорд, еле волочил ноги под грузом церемониальных одежд. Он всегда чувствовал себя в них неловко, казался себе каким-то привратником в «Клариджес». Для человека, в обычной жизни походившего на истощенного гробовщика, он выглядел вполне презентабельно, но рядом с князьями смотрелся блекло, как голубь среди павлинов.
– Который из них наш?
– Вон тот, – Несокрушим кивнул в сторону высокого красавца в розовом шелковом тюрбане. Принц, ради которого мы сюда явились, стоял в третьем ряду и был первым в очереди на престол княжества, затерявшегося в дебрях Ориссы[2] к юго-западу от Бенгалии. Его Светлейшее Высочество наследный принц Адир Сингх Сай из Самбалпура пожелал нашего присутствия – точнее, присутствия Несокрушима. Они вместе учились в Хэрроу[3]. А я здесь просто потому, что мне приказано явиться. Приказ исходил непосредственно от лорда Таггерта, комиссара полиции, утверждавшего, что это распоряжение самого вице-короля. «Переговоры имеют чрезвычайную важность для правительства Британской Индии, – подчеркнул он. – И соглашение с Самбалпуром критически важно для их успеха».
Трудно поверить, что Самбалпур критически важен для чего бы то ни было. Даже для того, чтобы отыскать его на карте – под буквой «Р» в слове «Орисса», – требовалось увеличительное стекло и запас терпения, которого мне сейчас явно недоставало. Местечко было крошечным, размером с остров Уайт и примерно с таким же населением. И все же вот он я, готов подслушивать беседу наследного принца и Несокрушима, потому что правительство Индии полагает это делом государственной важности.
Князья заняли свои места вокруг вице-короля для официальной фотографии. Самые важные расселись в золоченых креслах, менее значительные встали позади них на скамеечку. Принца Адира усадили по правую руку от вице-короля. Пока расставляли мебель, князья вели вымученную дежурную беседу. Некоторые попытались улизнуть, но были возвращены на место задерганными гражданскими служащими. Но вот фотограф попросил внимания. Князья дисциплинированно оборвали болтовню и обратили лица в его сторону. С шипением сверкнули вспышки, увековечивая сцену для потомков, и наконец всех отпустили на волю.
Искра узнавания мелькнула в глазах наследного принца Адира, едва он заметил Несокрушима. Принц уклонился от беседы с шарообразным махараджей с тигровой шкурой на плече, увешанным содержимым солидного банковского сейфа, и выскользнул из толпы. Адир с его комплекцией кавалерийского офицера и игрока в поло был высок и светлокож для индийца. По меркам окружавших его вельмож, одет он был довольно просто: голубая шелковая туника, отделанная бриллиантовыми пуговицами и перехваченная в талии золотым кушаком, белые шелковые шаровары и черные, начищенные до блеска туфли-«оксфорды». Тюрбан скрепляла брошь, усыпанная изумрудами, с сапфиром размером с гусиное яйцо.
Если верить лорду Таггерту, отец принца Адира, махараджа, был пятым богатейшим человеком в Индии. А всем известно, что самый богатый человек в Индии – одновременно самый богатый человек в мире.
Принц подошел ближе, и лицо его расцвело в улыбке.
– Банти Банерджи! – воскликнул он, раскрывая объятия. – Сколько лет, сколько зим!
«Банти»?[4] Ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь так называл Несокрушима, а я уже целый год делю с ним кров. Сержант явно скрывал этот оперативный псевдоним, и я не винил его. Если бы меня в школе окрестили Банти, я тоже вряд ли стал бы распространяться об этом. Несокрушим – разумеется, тоже не настоящее имя. Этим прозвищем его наградили коллеги, когда он поступил на службу в Имперскую полицию. Родители назвали его Сурендранатх, «царь богов», и хотя я честно пытался воспроизвести бенгальское произношение, мне ни разу не удалось правильно это произнести. Он говорит, что я не виноват. Говорит, в английском языке просто нет для этого нужных звуков – например, недостает мягкого «д». По его словам, английскому языку вообще чертовски многого недостает.
– Какая честь встретиться с вами снова, Ваше Высочество, – сдержанно кивнул Несокрушим.
Принц огорченно скривился, как часто поступают аристократы, делая вид, будто хотят, чтобы к ним обращались как к обычным парням.
– Да полно тебе, Банти, думаю, мы можем оставить эти церемонии. А это кто? – спросил он, протягивая мне усыпанную самоцветами руку.
