Ветер исполнял
душераздирающее соло на водосточных трубах, плохо прибитых кусках черепицы и
жестяных крышках мусорных баков. Ливень самозабвенно отбивал ритмы в окна, карнизы
и козырьки над воротами —
призрачными порталами в шумящие листвой дворики. Раскаты грома, как вишенка на
торте, венчали беснующуюся симфонию разгневанной природы. А вспышки молний,
подобно прожекторам на сцене, нагнетали драматизма буре.
И среди всего этого безумного действа, то
ли вторя стихийной музыке, то ли противопоставляясь ей, печальной одой
разносился плач младенца. Надрывный, громкий, заслуживающий внимания — это уж
точно.
И он его получил.
С первым уроком жизни ребенок справился на
отлично. Его заявление миру о себе и своих потребностях было услышано. Это ли
не победа для крошечного кулька, оставленного на пороге храма пресветлой богини
земледелия, процветания и плодородия.
Шаркающие шаги, звук отпираемых тяжелых
засовов и удивленные голоса. Подкидыш моментально затих, стоило ему поймать добрый
взгляд.
— Да что же это за безобразие делается? —
глядя на серьезно поблескивающие глазки-бусинки, проворковала статная женщина в
светлых одеждах. — Разве можно бросать таких ангелочков?
Сморщенный кнопка-носик стал ей ответом,
будто младенчик тоже считал подобное верхом безумия. Кулек чихнул, а иерохонта
Церцилия — старшая жрица богини-матери Пшенки со вздохом подумала, что нынешняя
находка не что иное, как знак на ее неистовые молитвы. А раз так, детку не
только стоит оставить при храме, но и воспитать как собственное продолжение.
— Церцилия, все ли в порядке? — послышался
обеспокоенный голос дежурной матушки.
— Волей богини заблудшая душа нашла у нас
свой приют, — отозвалась Церцилия, прижимая притихший сверток к груди и
затворяя массивную дверь.
— Святые поля! Да как же это возможно, —
всплеснула руками дежурная. Она близоруко щурилась и все пыталась спрятать
обширные телеса под крошечным зонтом. — Молодежь! — покачала головой: —
Настоящая мать никогда не бросит своего ребенка.
Церцилия нахмурилась:
— Лутриана, богиня милостива ко всем
страждущим. Судьба женщины, пошедшей на подобное, требует молитвы за ее
благополучие и успокоение.
За разговорами они достигли светлой и теплой
залы, где пахло воском и травяным сбором.
— Ох-ох, — посетовала Лутриана, доставая
из ледника кварту молока. — Давненько под наши двери не подкидывали младенцев.
— Это девочка, — с улыбкой поделилась
Церцилия, развернув сверток. — Богиня благословила нашу обитель, среди ее
служительниц пополнение.
— Церци, — понизила голос до шепота дежурная
матушка, — ты посмотри за окно, в такую-то непогоду! Как бы не гневалась наша
богиня вместо милости. Ты как знаешь, а я бы не ждала от этой малышки светлого
дара.
Церцилия тем временем обследовала ребенка
и пришла к выводу, что с ним все в порядке — здоровый карапуз примерно месяцев
двух от роду. На шее девочки обнаружилась цепочка с кулоном из зачарованного
металла. Подобная деталь не могла напрямую сообщить о достатке владельца, но и
бедным простолюдинам такое было недоступно.
Так кто же ты по рождению, малышка Алеста?
Именно это имя было выгравировано на
кулоне. Благородная кровь или ошибка зажиточного семейства? Так или иначе, а
путь девочки уже начался с лишений и милости пресветлой богини.
Голубоглазая мелочь схватила Церцилию за
палец и беззубо улыбнулась, окончательно и бесповоротно покоряя сердце будущей
главы храма богини Пшенки.
— Нет, Лути, она — истинное благословение.
Я стану заботиться о ней как о дочери и дам фамилию Святодух.
Ребенок тут же скуксился, будто поняв, о
чем идет речь, и разразился возмущенным плачем.
— Тише-тише, милая, — ворковали женщины,
укачивая малышку. — Пройдут года, и ты станешь жрицей. Хранительницей жизни и
сакрального знания.
Алеста, нареченная Святодух, не унималась.
Похоже, у нее имелись собственные планы на будущее. О чем она громко и
сообщала. Вот бы еще кто-нибудь брал в расчет мнение младенца.
— Поберегись! Разойдись! Посторонись! — Я мчалась
на запредельной скорости, теряя тапки.
В буквальном смысле теряя, между прочим.
Могильные черви пожри нашего вечно
голодного куратора! Из-за того что он в мое направление на практику рыбу
заворачивал, теперь пришлось срочно лететь к Его Магичеству за не вонючим и
читабельным дубликатом. А то, что у меня было время на изучение будущей участи
на ближайшие несколько месяцев, — это тема щекотливая и развивать ее не станем.
Серьезно, разве могла я обнаружить там что-то
хорошее, с учетом моей любви к предмету и успеваемости? Если же еще и взять во
внимание мой вечный статус сиротки, которой и так по великому блату что-то
обломилось — пусть радуется… Короче, прям совсем коротенечко: решив не портить
настроение перед выходными, я благополучно забила на документы.
Но выходные прошли, а там… а там ни
строчки не разберешь, все в жирных пятнах! В направлении то есть, на практику.
У-у-у… урою Палтуса! Или нет, стоп.
Я и в самом деле остановилась, вернулась
на пару шагов назад и подобрала потерянный тапок. Беленький — до сегодняшней
пробежки по улице и коридорам не то чтобы родного, но привычного учебного
отделения некромантии при гильдии магов. Не удивляйтесь, у каждого уважающего
себя некроса должна иметься пара белых тапочек, а лучше несколько пар. Про
запас. Мало ли, работенка-то нервная, пыльная… ладно, откровенно грязная у нас
работенка.
Вот только уважающей я себя не считала, в
смысле — некромантию всегда не любила. Неудивительно, что она отвечала
взаимностью. Вместе со всеми моими сокурсниками, преподавателями и даже учебным
пособием. Да, мертвяки тоже считали своим долгом ткнуть нерадивую недоучку
носом в лужу. А если повезет, то и в еще какую-нибудь дрянь, чем противнее —
тем лучше. Зато я лучше всех бегаю, лазаю, прячусь и вообще чувствую себя на
пересеченной местности как рыба в воде.
Но возвращаясь к Палтусу и мстительным
порывам — я продолжила стремительное перемещение тела в пространстве в несколько
более приподнятом настроении. Черви могильные до него еще не скоро своим ходом
доберутся, все же куратор молод и в ящик не собирается. Но я добрая, я помогу им
воссоединиться, невзирая на время и пространство. Суп с лапшой на ужин — великолепный
способ отмщения! Кладбищенской такой лапшичкой, наваристой, в лучших
профессиональных традициях.
Бу-э, аж саму передернуло. Это будет
первая в жизни месть, которую необходимо подавать, пока не остыла!
— Ваше Магиче… э, магистр Марголис! —
заорала я, заметив расшитую серебристым узором мантию, и выкинула на время из
головы кровожадно-кулинарные планы.
Магистр вроде как даже с шага сбился, а
спина его выказала возмущение. Ну или мне показалось. Просто я точно знала, что
только Наше Магичество носит расшитую серебром мантию, остальным по статусу не
положено. А радость от встречи… увы, даже если я всех червяков на кладбище
выкопаю, умертвлю, воскрешу и заставлю водить хоровод сердечком, — только
представьте этот грандиозный по своей зрелищности и трудозатратам подвиг! — все
равно магистр вздернет свой острый и недовольный нос и скажет: «Отвратительно,
Святодух! Вы, сударыня, бездарь. И только из уважения к нашей… хм, вашей… в
общем, иерохонте Церцилии вы все еще числитесь в рядах магов».
