Это одна из серии книг, над которой я сейчас работаю. Ким Стоун вошла в мою жизнь и теперь не хочет уходить. В моем воображении и на страницах книги она превратилась в сильную, умную женщину, которая, может быть, не всегда идеальна, но обладает страстью и настойчивостью и которую вы предпочли бы иметь на своей стороне.
Я хотела бы поблагодарить команду «Букотур» за то, что они разделяют мою увлеченность Ким и ее историями. Их энтузиазм, вера и поддержка были всеобъемлющими и вдохновляющими. Моя благодарность Оливеру, Клэр и Ким бесконечна, и я считаю для себя честью носить гордое имя писателя издательства «Букотур».
Я бы хотела отдельно поблагодарить Кешини Найду, мою прекрасную редакторшу и сказочную Крестную Мать, которая предоставляла мне свою поддержку на протяжении всего этого долгого пути. С момента нашей самой первой беседы она, совместно с остальной командой издательства, обеспечивала меня своими советами и поддерживала своей верой, которые превратили мои мечты в реальность.
Хочу поблагодарить всех писателей «Букотур» за то, что тепло приняли меня в свою семью. Их поддержка была действительно неоценима. Так что теперь, с появлением Каролин Митчелл, можно считать, что #bookouturecrimesquad полностью и надежно сформировано.
И, наконец, я хочу поблагодарить мою семью и друзей за их веру в меня, мои писательские способности и в мою мечту. Особые благодарности Аманде Николь и Эндрю Хайду за их постоянную поддержку.
Мои сердечные благодарности всем вам.
Роули Регис, Черная Страна[1]
2004
Пять фигур составили пентаграмму вокруг свеженасыпанного холмика. Только они знали, что на самом деле это могила.
Отрыть могилу в промерзшей, покрытой слоем льда земле было равносильно попыткам выдолбить отверстие в каменной плите, но они делали это по очереди. Все без исключения.
Рыть могилу для взрослого человека было бы дольше.
Лопата переходила из рук в руки. Некоторые из них выглядели нерешительными и осторожными, другие вели себя более уверенно. Но никто не отказался работать и не произнес ни слова.
Все они знали о том, что Бог призвал к себе невинную душу, но между ними существовало соглашение. Тайна должна быть надежно спрятана.
Пять голов склонились к земле, и пять человек представили себе тело, лежащее под слоем земли, уже успевшей покрыться свежей корочкой льда.
Когда первые снежинки припорошили могилу, по группе прошла дрожь.
Пять человек разошлись, и их следы остались на свежем, белоснежном снегу.
Все было кончено.
Черная Страна
Наше время
Терезу Уайатт не покидало странное ощущение, что нынешняя ночь будет ее последней ночью.
Она выключила телевизор, и в доме повисла тишина. Но это была не та тишина, которая окутывала все вокруг каждый вечер, когда дом и его хозяйка постепенно успокаивались и готовились ко сну.
Тереза не была уверена в том, что ожидала увидеть в выпуске вечерних новостей. Сообщение уже прошло в местной вечерней новостной программе. Может быть, она надеялась на чудо, на то, что в самый последний момент все это окажется «уткой»?
С момента самого первого запроса, поданного два года назад, Уайатт ощущала себя заключенным, ожидающим смертного приговора. Периодически перед ее глазами появлялись надзиратели, которые провожали ее к электрическому стулу, а потом, в самый последний момент, судьба возвращала ее в надежную и безопасную камеру. Но теперь это был конец. Тереза знала, что больше не будет ни новых обсуждений, ни дополнительных задержек.
Интересно, подумала она, а другие видели новости? Чувствуют ли они то же самое, что и она сейчас? Готовы ли признать, что их главной эмоцией является чувство самосохранения, а вовсе не угрызения совести?
Будь она более добродетельным человеком, точно испытала бы сейчас нечто похожее на них, скрытое под страхом за свою судьбу, но этого не происходило.
Если б она не придерживалась плана, то была бы уничтожена – Тереза не уставала повторять это себе самой. Тогда ее имя произносили бы с презрением, а не с тем уважением, которым она наслаждалась в нынешнее время.
Тереза не сомневалась, что к заявлению все отнеслись абсолютно серьезно. Источник был несколько странным, но заслуживающим доверия. Правда, его заставили замолчать навсегда – и она ни минуты об этом не жалела.
Хотя время от времени в эти годы, прошедшие после Крествуда, ее желудок вдруг сжимался при виде похожей походки, цвета волос или поворота головы.
Тереза встала и попыталась стряхнуть охватившую ее меланхолию. Пройдя в кухню, поставила в посудомоечную машину единственную тарелку и бокал для вина.
У нее не было ни собаки, которую надо было бы выгулять, ни кошки, которой требовалось бы открыть дверь. Просто последняя вечерняя проверка всех замков.
И опять женщина почувствовала, что это было бесполезным занятием, что ничто не сможет оградить ее от прошлого. Она прогнала эту мысль. Бояться абсолютно нечего. Все они заключили договор и выполняли его в течение десяти лет. Только пятеро знали правду. Тереза чувствовала, что слишком напряжена, чтобы немедленно заснуть, но она назначила на семь утра совещание, на которое не имела права опаздывать.
Войдя в ванную комнату, Уайатт включила воду, добавив предварительно в ванну щедрую порцию пены. Помещение мгновенно наполнилось ароматом лаванды. Горячая ванна, вместе с выпитым ранее бокалом вина, заставит ее заснуть.
Тереза ступила в ванну, рядом с которой, на ящике для грязного белья, были аккуратно сложены халат и ночная пижама, закрыла глаза и с облегчением погрузилась в воду. Напряжение стало ослабевать, и на лице ее появилась улыбка. Она начинает слишком болезненно воспринимать окружающее.
Тереза чувствовала, что ее жизнь разделилась на две части. Были тридцать семь лет до ТОГО – так она предпочитала называть жизнь до Крествуда. Эта жизнь была великолепна. Тереза была одинока и амбициозна и сама принимала все решения. И ни перед кем не отчитывалась.
А вот жизнь после Крествуда была совсем другой. В этой жизни за ней повсюду бродил страх – он диктовал ей, что надо делать, и влиял на ее решения.
Совсем как мир до и после рождения Христа.
Тереза помнила, как где-то прочитала, что совесть – это не что иное, как страх быть пойманным. Она достаточно честна перед самой собой, чтобы признать, что это было правдой – по крайней мере, в том, что касалось ее.