Киноповесть. Журнальный вариант
Первый выстрел заставил его согнуться, второй выпрямил и бросил спиной на влажную траву. Выстрелы последовали друг за другом с интервалом в секунду, не более.
Две ослепительных вспышки, боль, заполнившая вселенную. Он недоумевал – какая чудовищная нелепость! Почему это случилось с ним?
А что с ним случилось? Чудовищная боль мешала сосредоточиться, путала мысли. Потом боль стала утихать – настолько, чтобы он, наконец, смог понять, что умирает.
Потом все захватила тьма. Тьма – последнее, что зафиксировало его угасающее сознание.
* * *
– Картечь, – в голосе эксперта-криминалиста начисто отсутствовали какие-либо эмоции. – Очень кучно легла. Стреляли с расстояния метра в три. Одного выстрела было достаточно, чтобы жертва через несколько минут истекла кровью. Второй вроде как контрольный получился.
– Один выстрел в пах, один в грудь, – Рындин поднял воротник куртки повыше, спасаясь от мелких холодных капель. – Почему так? Какой был первым, какой вторым?
– Это ты у меня спрашиваешь? – руки эксперта в белых резиновых перчатках шарили во внутренних карманах куртки жертвы.
– Это я у себя спрашиваю, – проворчал Рындин.
– Как вариант – если человеку стреляют в низ живота, возможность вытащить травмат из кармана стремится к нулю.
Травматический пистолет «Гроза -021» эксперт уже поместил в прозрачный полиэтиленовый пакет.
– Не успел он его вытащить.
– Странно. Когда на тебя направляют ствол… – в тоне Рындина звучало сомнение.
– Когда на тебя наставляют два таких ствола, ты понимаешь, что резиновые пульки уже ничего не решат. О! А вот и документик.
Эксперт показал Рындину пластиковый прямоугольник. Потом прочел:
– Ермаков Михаил Алексеевич, менеджер отдела логистики ООО «Сигма».
– Купи-продай и возможная контрабанда, – хмыкнул Рындин. – Скажи мне, где ты работаешь, и я скажу тебе…
– … сколько ты сможешь своровать, – подхватил эксперт.
– Как он сюда попал? – Рындин посмотрел на крайние к пустырю здания микрорайона.
– Да уж понятное дело, что не пешком. Следы от протекторов еще, слава богу, затоптать не успели.
– Убили его когда?..
– Это тебе опять же трупорезы точно скажут. Почти точно. Я думаю, вчера вечером.
– Хвала собачникам. Если бы не они, валялся бы труп здесь до морковкиных заговен. Мобильник есть?
– Нету мобильника.
– Хреновато понедельник начинается, – проворчал Рындин.
– Для кого-то воскресенье еще хреновей закончилось, – в тон ему ответил эксперт.
* * *
Рындин в свои сорок два года при росте метр восемьдесят восемь весил девяносто три килограмма. Тело не «поплыло». Сказывалось спортивное прошлое и относительно умеренный образ жизни в настоящем. Даже сидячая работа не сильно испортила тело атлета мезоморфа.
Рядом со своим начальником, полковником юстиции Иваньковым Рындин выглядел, как исхудавший после зимней спячки молодой медведь рядом с крупным байбаком.
Рындин ввалился в кабинет Иванькова, рыкнул:
– Доброе утро, Владимир Петрович!
– Привет, Женя, – Иваньков протянул свою пухлую, вялую руку. – У нас утро добрым не бывает. Журналисты-то как пронюхали?
– Не иначе, как слил им кто-то информацию. Орда их набежала. Прямо-таки демонстрация или митинг образовалась.
– Не мудрено, – Иваньков болезненно скривился. – На этом пустыре уже второй труп за три последних месяца.
– Не окраина, а площадка для съемок снафф-муви получается, – кивнул Рындин.
– Для съемок чего?
– Ну, это когда вживую снимают пытки или убийства.
– А-а, – недоверчиво протянул Иваньков. – И ведь «висяки» все.
– Я думаю, в последнем случае у нас поводов для особого пессимизма нет. В отличие от самого убитого и его семьи.
– Выяснил уже, где он живет?.. Где жил?
– Конечно.
* * *
Обстановку в помещении Рындин оценил про себя – китч.
Галина Ермакова не напоминала женщину с картины «Неутешное горе». Может быть, потому, что была моложе и ухоженней убитой горем дамы с картины Крамского.
Да, глаза покрасневшие, веки припухшие. Но макияж полностью восстановлен, прическа в идеальном порядке.
Умение владеть собой, сильная воля или?..
Рындину с такими женщинами доводилось общаться. С одной на протяжении почти двух десятков лет.
Бывшая жена Рындина тоже владела собой в любых ситуациях. Или почти в любых.
– В котором часу ваш муж выехал из дома вчера вечером?
– Где-то в начале десятого.
– Он объяснил, почему так поздно? Деловая встреча?
Новоиспеченная вдова изобразила раздумье.
«Актриса-любительница? Или изображает важность момента?»
– Он никак не объяснил. Сказал, что нужно отъехать на полчаса. Ему кто-то позвонил перед этим.
«Точно. Именно кто-то. Симка этого кого-то сейчас наверняка валяется в канализационном колодце».
– Ваш муж не выглядел встревоженным?
Снова пауза.
– Да вроде бы нормально выглядел.
– Он часто отлучался по вечерам?
– Н-ну… Раза два в неделю точно отлучался. Бизнес…
«Конечно, конечно. Бизнес – святое».
– Вы звонили ему этой ночью, когда поняли, что он задерживается?
– Да, звонила.
«Точно, всего один раз – примерно в половине первого ночи».
– Сколько раз?
– Один.
– И?.. Он вам ответил?
Вдова поднапряглась.
– Нет.
– Его телефон был недоступен или отключен?
– Нет, он просто не отвечал.
– А почему вы не позвонили ему еще раз?
Сейчас вдова изобразила всем своим видом «нетвоесобачьедело». Но вслух сказала:
– А зачем? Случалось, что он задерживался на всю ночь.
– И как часто это случалось?
– Нечасто, но случалось.
– Понятно. Автомобиль у вашего мужа какой?
– Тойота Камри Престиж.
– И в гараже его сейчас нет?
– Нет, конечно.
Когда я была счастлива? Была ли счастлива вообще?
Счастье сейчас, когда мне уже почти тридцать девять, это совсем не то счастье, что было в мои десять лет. Разные категории.
Или я сейчас не так счастлива, как была счастлива в десять лет? Вполне возможно. Жизнь любого человека нужно расценивать как драму – и это не просто красивая фраза. Чем дольше живешь, тем больше это понимаешь.
Услужливая память не хранит все неприятности, все беды – как полоска песка в прибое не хранит следов. Все смывает время.
Моя бабушка жила на хуторе, в трех или даже четырех километрах от нашего села. И, случалось, я ходила к ней пешком, даже зимой – одна ходила. Но чаще бабушка приходила к нам и забирала меня к себе. Сейчас, наверное, такое и представить себе невозможно – десятилетняя девочка идет одна через лес. Впрочем, маньяки и всякие извращенцы были и в те времена. Но, наверное, не в наших краях. Мы все там были какие-то непуганые.
Сосны в лесу росли высокие, до небес. Дорога – почти сплошной песок. Но я не помню, чтобы даже при сильном ветре поднималась пыль. Наверное, сейчас пыль на той дороге поднимается. Сейчас там все наверняка не так. Я целую вечность там не была.
Когда бабушка вела меня назад, в село, мы всегда садились передохнуть на невысокой горочке. Точнее, это бабушка присаживалась передохнуть, а я с ней за компанию. Я иногда вспоминаю ту горочку. Хотя, скорее всего, я вспоминаю свои прежние воспоминания. Кажется, это не со мной и не в этой жизни было.
