Они были самыми обычными людьми. Как и все ходили на работу или учебу, служили в армии, влюблялись, заводили щенков или котят. И на первый взгляд, ничем особенным не отличались от общей массы миллионов людей. Мы приветливо здоровались с ними при встрече, ездили с ними на одном общественном транспорте, делили один кабинет в офисе.
Они были такими же, как и все. Такими же, как и мы. Ровно до той поры, пока не пришёл случай…
И нам неожиданно представилась возможность увидеть мир совсем с другой стороны. Их поступок, на первый взгляд, выглядел не совсем привычным в нашем понимании и уж точно совсем не таким, как мы сами могли бы поступить в таких случаях.
Ещё недавно мы были уверены, что хорошо знаем жизнь, и нам казалось, что на все вопросы уже есть однозначные, прямолинейные и единственно верные ответы и решения.
Действия этих людей поначалу показались нам неправильными. Нерациональными.
Но поразмыслив немного, где-то в глубине души мы вдруг осознали, что, возможно, это и было правильным решением. Причем, как оказалось в итоге, единственно правильным…
Это заставило нас задуматься о главном. Пересмотреть взгляды на жизнь, переосмыслить многое из того, что стало нашим устоем – о любви, о людях, о смысле пребывания человека на Земле. Прежде всего о нас самих.
За каждым поступком мы неожиданно для себя открыли любовь в самом лучшем её, жертвенном проявлении. Любовь, ради которой сдвинулись горы, которая показала, что истинно правильно и неправильно. Жизнь в очередной раз преподала нам урок и открыла новые грани человечности, показывая, во имя чего следует жить…
Рустем Шарафисламов
Он оглянулся. На стуле сидела невероятно красивая, совсем молоденькая девушка с косичками, почти его ровесница.
Она сидела, закинув ногу на ногу и беззаботно качала восхительно красивой ножкой, слегка приподнимавшей край ее длинного платья.
Весь её вид был соблазнительно трогателен и вместе с тем неожиданно чист.
Панама с загнутыми полями, белое платье и такие же белые парусиновые туфли, носочки с невероятными рюшечками произвели на него ошеломляющее впечатление. Притом, девушка смотрела на него с любопытством и улыбкой. Он смутился от её взгляда, поперхнулся и захотел быстро уйти, но книги, которые нёс стопкой в руках, прижимая подбородком, предательски выскользнули и полетели вниз. Он попытался ловить их на лету, но ничего не получилось, а сделалось только хуже. Они, кувыркаясь, с шумом разлетелись по всему полу.
Девушка весело засмеялась. Смех её был нежным, как колокольчик и совсем незлобивым. Он, смущаясь, смешно развел руками. И девушка засмеялась ещё звонче.
Неожиданно ему тоже сделалось смешно. Он представил, как, наверное, неуклюже выглядел, когда размахивал руками и дрыгал ногами, ловя книги.
Он нагнулся, чтобы собрать их с пола. Девушка быстро встала со своего места, чтобы помочь молодому человеку. Их глаза встретились.
– Володя! – с серьезным видом протянул руку.
– Алевтина! Можно просто Аля! – девушка доверчиво положила ему в ладонь свою маленькую ручку и опять улыбнулась.
– Я к подруге на минуту заскочила! Она здесь библиотекарем работает! – по-детски наивно смотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами.
– А тут вдруг вы! Как начали прыгать за своими книжками! – она опять засмеялась колокольчиком, прикрывая красивыми пальчиками ослепительные белые зубы.
– Ветевар-ветевар! Вы извините меня! Было очень смешно!
– Что это – «ветевар- ветевар»? – переспросил он.
Она опять засмеялась.
– Ой, я так называла ветер, когда совсем маленькая была! – махнула она ручкой.
Он смотрел на неё, слушал, как она разговаривает с ним и смеется, и вдруг неожиданно для себя понял, что влюбился. Сразу и бесповоротно. Вот так просто, между делом, неся книги и готовясь к экзамену, в огромной и, между тем, абсолютно пустой библиотеке. Влюбился в эту белую панамку, в пальчики с аккуратными ноготками, в косички, в её звонкий и чистый смех, в синие улыбающиеся глаза. Даже в это непонятное ему новое слово «Ветевар».
Она так и называла его всю жизнь – Ветевар.
Когда провожала на фронт, и когда потом писала ему трогательные письма, сложенные в треугольник. Каждое из них неизменно начиналось с этого слова.
Он и был как ветер. Ему вечно не хватало времени в сутках. Все его движения были резкими и порывистыми. Он торопился жить. Хватался за все сразу, как тогда в библиотеке, – по нескольку книг сразу, сколько возможно унести… Иногда, сметая всё на своём пути.
Учился, словно одержимый. Потом война, после опять учеба. Затем аспирантура. Кандидатская, докторская. Командировки, конференции, книги. Между ними рождение детей. Получение квартиры, потом другой. Затем участок земли и опять стройка. Все называли его Владимиром Архиповичем.
Она, успокаивая его, как тогда в библиотеке, гладила нежно по седеющим волосам и, улыбаясь, ласково называла Ветевар- ветевар… Все также помогая ему собирать его дела в кучу – книги, портфели, чемоданы, строителей, галстуки.
А потом её не стало.
Его ещё целый год несло по инерции, как большой корабль. Он куда-то ездил в далёкие страны, учил, читал лекции. Оттягивая приезд домой, не веря в случившееся. Дети выросли и разлетелись. В большой одинокой квартире, в центре Москвы, стало пусто, неуютно и холодно.
Когда до него дошло, Владимир Архипович вдруг неожиданно занемог, и жизнь его внезапно остановилась. Всё рассыпалось. Ничего невозможно было собрать воедино. Разум ещё бежал по привычке, но душа затихала. Впервые он потерял смысл жить.
Однажды, не раздеваясь, Владимир Архипович лег в кровать, свернувшись калачиком, и по-стариковски подогнув ноги. Одиноко полежал, упершись взглядом в стену, рассматривая узор на обоях.
Осознание бесполезности и одиночества принесли ему большую усталость. Ему вдруг ничего больше не захотелось. Абсолютно ничего. Он уснул и больше уже не проснулся.
А когда проснулся и открыл глаза, ощутил себя в невесомости.
Вокруг летали серые тени. Много теней. Целый сонм. Он огляделся и с удивлением обнаружил себя точно таким же.
Безликим, серым фантомом.
До него дошло, что он в другом измерении. И совсем в другом мире. И совсем в другом теле.
Сердце по-прежнему ныло. Не болело, нет. Оно уже не могло биться или остановиться. Но он его чувствовал. Теперь оно было большое. С него самого. Казалось, он сам теперь и есть это большое, ноющее сердце.
До него неожиданно дошло, чего ему не хватает. Владимир Архипович поднялся и стремительно полетел меж серых фантомов. Пролетая, он заглядывал каждому в душу.