Верунька лихо отплясывала «Семь сорок»…
Потряхивая плечами, она выгибала бедрышко, припадая на ногу, и как-то неестественно, не в такт, выбрасывала ее вперед. Еврей бы рыдал, обрывая пейсы, глядя на этот танец. В нем перемешались барыня с цыганочкой с несколькими движениями из «Семь сорок». Отсутствие чистоты танцевального стиля Веруня с лихвой компенсировала своей пластичностью, яркой внешностью и детской непосредственностью.
Окружив юную плясунью плотным кольцом, публика пританцовывала, хлопала, и восторженно подбадривала девушку.
К Веруньке подскочил колоритный мужчина лет тридцати с бородкой, орлиным носом и кавказским темпераментом.
– А ну-ка, давай на столе!
Он подхватил ее, словно перышко, и поставил на стол, за которым сидели в приличном подпитии еще двое не менее колоритных джигитов. Они громко хлопали в ладоши и буквально пожирали горящими глазами юную плясунью.
– Танцуй, красавица! Плачу! – потребовал орлиный нос и одним движением смахнул скатерть вместе с бутылками и закуской на пол.
Обалдевший от такой наглости гостя, к нему подлетел официант с гневным намерением немедленно вызвать милицию и выдворить хулигана из ресторана, но его возмущение было тут же погашено несколькими четвертными. Официант мгновенно сменил гнев на милость и исчез, изгибаясь между столиками.
– Цыганочку давай! Не обижу! Зураб гуляет! – крикнул орлиный нос музыкантам, а сам придерживал обескураженную девушку на столе.
Музыканты как будто и не слышали просьбу Зураба, стали неторопливо собирать инструменты. Отработанный прием повышения чаевых их никогда не подводил.
Уязвленный Зураб пулей метнулся к ударнику, вытащил сотенную, послюнявил ее и приклеил на барабан, как фантик, под общее одобрение разогретой публики.
– Играй, слышишь! Играй, пока мне не надоест! Зураб гуляет!
Сотенная произвела на музыкантов должный эффект. В то время инженер получал девяносто в месяц.
И грянула цыганочка! С выходом…
Смущенная Верунька сообразила, что попала в переплет. Теперь Зураб просто так от нее не отстанет и разумнее будет ублажить огнедышащую лаву кавказского темперамента.
Она сбросила туфельки, изогнулась, как могла, кокетливо посмотрев на Зураба, и ее прозрачная персикового цвета кофточка с глубоким вырезом и широкими свободными рукавами, которые только вошли в моду, птицей взметнулась вверх.
Цыганочка у Веруньки получалась лучше, чем «Семь сорок».
С горящими глазами, цокая языком и хлопая в ладоши, Зураб метался вокруг стола.
– Ах, какая дэвочка! Какая дэвочка! Шампанского! Всем! – все больше распалялся Зураб.
Захмелевшая Верунька была в ударе. У нее была удивительная способность мгновенно включать всех и вся в свою орбиту. Познакомившись с ней, через пять минут уже казалось, что ты ее лучший друг. Все как будто заряжались ее энергией. Оторваться от Веруньки было невозможно. Девчонка-капкан! Лапку протянул, капкан – щелк, и это уже с концами.
В Веруньке все было не похоже на других. Снисходительная полуулыбочка на вишневых блестящих губах, причем не подкрашенных, будто сам Господь Бог раздавил на них вишенку. Рот у Веруньки чувственный, немного асимметричный. Но этот недостаток ее совсем не портил. Уголки губ были чуть-чуть потянуты вправо и ровно настолько, чтобы придать ее улыбке необъяснимое очарование.
Смеялась Верунька так заразительно, что все без исключения попадали в плен ее обаяния. При этом абсолютно естественная, как сказали бы сейчас – голливудская улыбка, обнажив два ряда ровных белоснежных зубов, добивала мужчин окончательно. Красоте ее зубов завидовали все, особенно дантисты, считая, что такой подарок от природы большая редкость.
Ее пышные волосы темно-янтарными волнами ниспадали почти до талии. Хотя трудно было точно определить их цвет. На солнце они отливали медью, а при электрическом свете казались светло-каштановыми.
Глаза у Веруньки колдовские, «на ножках», как метко охарактеризовал их один из ее поклонников. Под пушистыми загнутыми кверху коричневыми ресницами, искрились две блестящие влажные маслины.
Верунька знала о притягательности своих глаз. И сейчас, запрокинув голову, улыбаясь, она ощущала на себе восторженный взгляд не только Зураба, но и всех гостей в зале. И чем больше они шалели от ее красоты, тем сильнее Верунька извивалась в танце, подчеркивая при этом все прелести своей точеной фигуры.
Девяносто-шестьдесят-девяносто – это не для нее. Восемьдесят-пятьдесят два-восемьдесят! Во как! Венера Милосская отдыхает…
Правда, росточком Верунька, ну, не то чтоб не вышла… Не дотянула чуток до модели образца семидесятых. Метр шестьдесят с небольшим. Ей бы ножки чуть длиннее. И точно – в Голливуд!
Но именно небольшой росточек и придавал девушке необыкновенную хрупкость и какую-то трогательную незащищенность.
Вечно улыбающуюся, бесшабашную Веруньку хотелось подхватить на руки, прижать к груди и любоваться ее раскосыми глазками «на ножках», по которым угадывалось, что в ее породу все же затесался кто-то с востока.
Успех Веруни настолько возбудил Зураба, что он заорал на весь зал.
– Женюсь! Сегодня же женюсь! Сейчас же, слышишь! И в тундру! Все отдам! Моя будэшь!..
Оркестр тут же отреагировал на желание клиента, и в зале грянуло про тундру, оленей, зарю и Крайний Север. Причем уже в пятнадцатый раз за вечер. Попурри завершила зажигательная лезгинка…
Тут Зураб не выдержал и пустился в пляс. Он кружился волчком вокруг Веруни, и она старательно пыталась изобразить лезгинку.
На финальном аккорде танца Зураб подхватил красавицу на руки и закружился по залу. Потом усадил на колени и стал целовать ее шею и грудь, щекоча нежную кожу жесткой прокуренной щетиной. Верунька смущенно отворачивалась, пытаясь соскользнуть с колен Зураба. Но тот крепко держал ее одной рукой за талию, а второй поглаживал упругую грудь.
Его захмелевшие приятели восхищенно смотрели на девушку и что-то громко говорили Зурабу на своем языке. Они попросили официанта немедленно объединить столики: свой и тот, за которым сидела Верунька с подругами. А это означало, что счет за девушек оплатят горячие поклонники. К тому же Зураб возместил не только ущерб за разбитую посуду, но и щедро оплатил право погулять с девчонками на всю катушку до утра.
Обычно ресторан закрывался в полночь. Но частенько случалось, что заезжая публика застревала здесь до последнего клиента «под личную ответственность администрации». И весь доход шел мимо кассы.
В этот раз гуляли геологи. Они приехали в Москву получать почетные знаки первопроходцев. Вначале семидесятых эти медали приравнивались к орденам Трудовой Славы. В их честь и был устроен грандиозный банкет в «Праге». После официального приема, изголодавшись по цивилизации, красивым женщинам, геологи пускались во все тяжкие.
