И если смерть страшна, то жизнь еще страшней.
Леконт де Лиль
Мориса Роллина родился 29 декабря 1846 г. в древнем, но мало кому за пределами Франции известном городке Шатору, расположенном близ дороги, ведущей из Парижа в Тулузу. Возникший не позднее Х века, к середине XIX века он вмещал в себя около пятнадцати тысяч жителей, да и теперь число таковых до пятидесяти тысяч не доходит. Таких городов во Франции сотни. Правда, этот город был родиной наполеоновского маршала Анри Бертрана, а позднее дал миру великого актера Жерара Депардье, но провинция есть провинция. Хотя отец юного Мориса и был крупным (по местным масштабам) политиком, хотя и был знаком с Жорж Санд, но особых лавров юному – пусть даже и талантливому – юноше судьба не сулила. Внешностью, впрочем, природа его не обидела: черноволосый, худощавый, слегка инфернальный красавец, к тому же музыкант и поэт (стихи он стал писать очень рано) – Роллина, конечно, производил впечатление на окружающих. И оставаться в провинциальном Шатору ему никак не хотелось. Роль сыграло и то, что благодаря семейным связям ему выпала возможность прочесть свои, очень юношеские, стихи Жорж Санд, и она убедила его продолжать занятия в этой области. Похоже, что на седьмом-восьмом десятке писательница сохраняла изрядную остроту ума и умела видеть то, что современники разглядели лишь через много лет после ее смерти.
Довольно рано Мориса Роллина начали преследовать удары судьбы, касавшиеся его самого, а чаще – его близких родственников. С 1866 г. смерть входит в дом большого семейства Роллина: сперва умирает двоюродный брат Мориса, Андре Бриду; 13 августа 1867 г., после короткой болезни, умирает отец. Начиная со следующего года, неврозы и головные боли мучат и самого поэта: они во многом определят всю его дальнейшую жизнь. Значительно позже происходит событие, оставившее в душе и поэзии Роллина наиболее страшный отпечаток: в 1876 г. в припадке безумия покончил с собой его брат Эмиль. Эти травмы пока что оставляют след не столько в творчестве поэта, сколько в его душе, но тень смерти всегда будет сопровождать его.
По окончании университета, ничем еще не связанный в жизни, Морис Роллина решил последовать завету не так давно ушедшей Жорж Санд. Правда, она советовала ему писать стихи для детей (да он и писал изредка нечто подобное, даже в «Неврозах» мы найдем такие образцы, особенно в третьей их части). Опережая события на много лет, скажем, что книгу стихотворений именно и только для детей Роллина тоже издал: «Книга природы» (1893). Но кто помнил бы ее нынче, если бы не успех десятью годами ранее?..
Служа на мелких юридических должностях в мэрии Шатору, наезжая по делам в Орлеан, изредка бывая в Париже, Роллина словно готовился к чему-то. В то время он один, пожалуй, только и мог смутно предвидеть, сколь «макабрной» станет его поэзия, сколь близка окажется она живописи его бельгийского современника, Фелисьена Ропса, человека, отвергнувшего все границы дозволенного и недозволенного и тем вошедшего в мировое искусство. Хотя, конечно, в душе Роллина оставался уроженцем благодатной, безраздельно-деревенской сельской Франции.
Юный нотариус (профессия передалась по наследству от отца), а после окончания университета – адвокат перебрался в Париж и устроился на совершенно не престижную чиновничью работу, но престижна такая работа или нет – похоже, будущий автор «Неврозов» не задумывался вовсе. Теперь он жил в Париже и мог свести концы с концами. В 1877 г. Роллина выпустил первый сборник стихотворений «На вересковых пустошах» (не вызвавший у критики никакого интереса), 19 января 1878 г. женился на некоей Мари – по имеющимся сведениям, женщине обеспеченной – и переселился почти в центр Латинского квартала, на улицу Сен-Жермен, поближе к искусству и к средоточию парижской богемы. Неуспех первой книги, похоже, нимало его не уязвил: теперь он как бы сбросил с плеч весь груз провинциального сочинительства и решительно приступил и к «жизнестроительству» судьбы, и к освоению совершенно нового для него стиля поэзии. Безусловно, на поэзию Роллина оказали влияние и до конца жизни сопровождали его творчество две великие тени недавнего прошлого – Шарля Бодлера и открытого Бодлером Эдгара По. Десять лет минуло в год издания «Вересковых пустошей» со дня смерти автора «Маяков» и «Альбатроса», и дух его поэзии отчасти воскрес в творчестве Мориса Роллина именно после этой даты. Не столько намеренной была эта реинкарнация, сколько неизбежной. Над всей французской поэзией XIX века все еще безраздельно царил состарившийся титан Виктор Гюго, и столь же незыблемой была слава лучшего из учеников Гюго, главы «Парнаса» Леконта де Лиля. Не зря в почти бесконечной череде посвящений, предваряющих новые стихотворения Мориса Роллина, оба эти имени мы тоже находим, ибо сам Роллина относился скорее все же к «парнасцам», чем к «проклятым».
11 октября 1878 г. Эмиль Гудо (1849–1906) основал в Париже кружок, быстро вобравший в себя до трехсот пятидесяти участников: поэтов, художников, артистов, студентов и др. Кружок получил странное и для тогдашнего, и для нынешнего слуха название – «Гидропаты». Здесь был и намек на то, что члены этого клуба заболевают, если употребляют как питье воду (альтернативные напитки, напротив, приветствуются), и, возможно, намек на неприязнь к той самой мифически-обобщающей «Гидре» (буржуазии, революции, анархии, плутократии и т.д). Видимо, к той самой «Гидре», у которой, по крылатому выражению З.Н. Гиппиус, есть единственное занятие – «поднимать голову». Скоро смысл названия затерялся; одноименный журнал начал выходить в 1879 г., и до мая 1880 г. вышло тридцать два номера; позже появились еще пять номеров «журнала-преемника» («Tout-Paris»), но к июню 1880 г. журнальная идея, поглощавшая никак не возвращавшиеся средства, угасла. «Гидропаты» перешли в Кафе де ла Рив Гош на бульваре Сен-Мишель, но и там группа не прижилась. Макс Нордау оставил о той поре обстоятельное, хотя и весьма нелестное мнение:
«В начале восьмидесятых годов в одной из кофеен Латинского квартала, расположенной на набережной Сен-Мишель, ежедневно вечером собиралась группа людей приблизительно одного возраста. Засиживаясь здесь до поздней ночи или до утра, они курили, пили, острили насчет признанных и зашибавших деньги писателей и хвастались собственным изумительным, хотя и никому не ведомым талантом. Ораторствовали главным образом: Эмиль Гудо, болтун, известный только несколькими вздорными шутовскими стихотворениями, Морис Роллина, автор «Неврозов», и Эдмон Арокур, ныне стоящий во главе французских мистиков. Называли они себя «гидропатами», совершенно бессмысленным названием, состоявшим, очевидно, из двух слов: «гидротерапия» и «невропаты». При своей туманности, характеризующей обыкновенно вымыслы слабоумных, оно могло только означать людей не совсем здоровых и нуждающихся в лечении».
