Ей иногда казалось, что весь мир все время меняет свои краски. Вот и в этот раз за окном тянулось темное небо, а желтые листья, прекрасной доселе осени, создавали потрясающий антураж уныния. Ей чудилось, будто теперь все такое же мрачное, как и её настроение. До злополучного разговора по телефону она была уверена, что едет в приключение, полное отдыха у бабушки с дедушкой, но теперь эта поездка стала почти невыносима.
Обычные каникулы у бабушки омрачнит один человек, видеть которого ей хотелось бы меньше всего на свете.
– Мам, я поеду обратно домой, – прохныкала она в трубку, заново набрав последний вызов. – Ты же знаешь, как я к нему отношусь!..
– Ты была ребенком, Ника, не стоит раздувать из мухи слона!
Вот так всегда ей говорили после той истории пять лет назад, но Ника была уверена, что все случившееся – это ещё какой слон! Девушка угрюмо положила телефон на столик, бросив в окно гневный взгляд. Листья на части деревьев были уже алыми, словно даже природа разделяла её злость. Ника легла на спину, пялясь в полку над ней и вспоминая приключившуюся историю.
Почти пять лет назад она впервые познакомилась со своим младшим двоюродным братом. Тогда её, девятилетнюю, было очень легко впечатлить и очень сложно вразумить. Но Ника уже тогда понимала, что взрослые ошибаются. Все вокруг ошибаются на счет него. У Кирилла был диагноз, так утверждали все вокруг, но Ника видела его настоящего, она прекрасно разделяла его притворство и осознанный, настоящий взгляд.
Взрослые утверждали, что у Кира аутизм. И с первого взгляда ему можно было поверить. Он был замкнутым, неразговорчивым, часто качался обняв колени и что-то мыча. До него не доходил общий смысл фраз, он никогда не смотрел в глаза и не позволял к себе прикасаться. Ходил теми же дорожками, выполнял монотонные ритуалы, но Ника все равно видела, что Кирилл делает это специально.
В тот раз, в возрасте пяти лет, он толкнул Нику с лестницы во дворе. Они вместе играли, и девочка показывала младшему больному брату, что не следует так высоко забираться. Кир только закричал, с силой толкнув её в грудь. Тогда все обошлось, она приземлилась в песок, больно ударившись локтем в полете. И все думают, что она говорит об этом, о падении. Аутист, в приступе ярости, конечно может толкнуть сестру. Это не причина страхов Ники, как все упорно хотят считать.
С того момента он изменился, стал смотреть ей в глаза, нет, сразу в душу. А взгляд этот, осознанный, не затуманенный расстройством, говорил красноречивее всего. Нику стали преследовать кошмары, тихий вкрадчивый шепот и скрип половиц, но хуже всего, что преследовать её стал и сам Кирилл, беззвучно раскрывая рот. Он мог сидеть рядом с бабушкой, трястись, перебирать что-то крючковатыми пальцами, а в следующее мгновение взглянуть на Нику так, что ей становилось дурно.
Но хуже всего было, когда он смотрел не на неё, а совсем рядом. Будто кто-то ещё был к ней так близко, что почти касался.
Она боялась его, боялась осознать, что то, что она пыталась воспринимать за глупый детский кошмар – чистая правда. Но… может все и обойдется? Может встретив свой самый большой страх, она сумеет в полной мере осознать, что это все полет её фантазии?
Когда поезд пришел на платформу, Ника была разочарована, её никто не встречал. Волоча свой чемодан, она знала, что застанет душещипательную картину дома – Кирилл в кругу взволнованных родственников, утирающих ему сопли и причитающих какой он молодец.
Так и вышло.
Ещё у дверей Ника вздрогнула, наткнувшись взглядом на инвалидное кресло, в котором сидел немного повзрослевший парень. Но лишь на каплю, казалось, он застрял в теле ребенка, сутулого, скрюченного, размахивающего конечностями в разные стороны. «Словно пришелец», – подумала Ника, тихо поставив чемодан в проходе.
На его стук в коридор выбежала бабушка Вера:
– Внученька, ты почему так рано? Мы же тебя только через два часа ждали!
– Могу уйти и постоять пару часов на вокзале, – хмыкнула Ника, снимая осенние ботинки. К подошве левого прилип кленовый лист, торча желтыми обрывками в разные стороны. Вот так она себя сейчас и чувствовала.
– Ну что ты говоришь такое, – бабушка Вера принялась хлопотать вокруг, помогая внучке войти. – Давай свою сумку, я помогу. Иди пока поздоровайся с Кирюшенькой.
Пытаясь собрать последние силы, Ника обошла кресло, с опаской глядя на парня. Его лицо было таким же отрешенным, что и раньше, голубые, почти белые глаза смотрели куда-то мимо, бегая по стенам и одновременно не сосредотачиваясь ни на чем.
– Привет? – тихо произнесла девушка, но ответа не последовало, парень просто сидел в своем кресле, резво качаясь из стороны в сторону. – Ба… Он молчит…
– Конечно, он молчит, – старая женщина нахмурилась. – Но он тебя понимает. Расскажи ему как проходят твои каникулы. Будешь кушать?
Вот чего-чего, а преспокойно болтать с Кириллом Ника не собиралась. Она бросила что-то расплывчатое про туалет, скрываясь в полумраке комнаты. В трех комнатах старого дома будет довольно сложно избегать этого парня, но Ника понимала, что без трудностей никуда. В конце концов, через пару дней можно напроситься домой, хотя обычно она проводила у бабушки с дедушкой одну, а то и две недели.
Вымыв руки и долго глядя на себе в зеркало, Ника мысленно повторяла мотивационную речь, уверяя себя, что ей нужно уважать несчастного больного, помогать ему по мере возможностей, но точно не вести себя как дикарка. Это тяжелая жизнь для Кира и его родителей, шугаться и шептаться – последнее дело. Утерев нос, девушка твердо направилась обратно в коридор, пытаясь нашарить глазами инвалидное кресло.
Оно стояло на кухне.
Кирилл преспокойно смотрел в окно, как падают листья.
– Ба-а, – тихо позвала Ника, – а он…
– О, ну и молодчинка, – бабушка вернулась с улицы, похлопав Нику по плечу, – Кирочке нравится смотреть на осень, спасибо, что передвинула его.
– Но я не…
Бабушка не слушала, что-то причитала, хлопая дверцами кухонных шкафов. Ника медленно повернула голову, замечая, что её чемодан лежит на диване, раскрытый и перевернутый, словно в нем кто-то копошился.
«Неужели… он?» – спросила саму себя Ника, глядя на Кирилла. Она хотела спросить бабушку Веру об этом, но, сглотнув, побоялась услышать ответ.
Разложив вещи, девушка заглянула в комнату, откуда слышался голос бабушки и ворчание дедушки, что не так давно вернулся. Ника почти три часа меланхолила, слушала грустные песни и думала, что сама заставляет свою фантазию работать против неё.
