Яркий свет…
Свет резко освещает больничную палату. Вернее, эта комната лишь притворяется медицинским учреждением, надев личину стерильной белизны, ибо здесь нет ни одного больного – десять одинаковых коек заняты абсолютно здоровыми людьми, лежащими на спинах. Их лица бледны и ярко освещены мгновение назад загоревшимся светом: для них это сигнал к пробуждению, беззвучной, но отработанной до рефлекса команды «подъем». Спустя мгновение после того, как пространство заполняет электрическое сияние, механически, как заведенные роботы, все десять человек поднимаются и вытягивают руки перед собой ладонями вниз. Они одеты в одинаковые белые майки с шортами, их подстриженные (у мужчин – ежиком, у женщин – в удлиненное каре) волосы одного и того же серо-русого цвета, как и их серые глаза: кажется, что их невозможно отличить друг от друга, если бы не разный пол и черты лица. Это напоминает танцевальную постановку, которая разыгрывается каждое утро для незримого наблюдателя.
Несколько секунд тишины перетекают в несколько минут – но люди продолжают стоять с терпеливостью восточных монахов. Тишину обрывает шум открывающейся двери и мягкие шаги двух человек в зеленой медицинской форме. Один – невысокий и плотный, начитывает вслух тощему и высокому хриплым, еще не проснувшимся голосом:
– Корпус два проекта «Омега», день сто двадцать шестой, состояние наблюдаемой группы кандидатов в агенты. Записал?
Второй из зашедших что-то быстро набирает на голографическом экранчике. Первый начинает беглый осмотр первого «пациента» – ощупывает ноги, руки, все, вплоть до корней волос, сгибает и разгибает конечности, параллельно непринужденно беседуя с коллегой:
– Слышал уже, Дейви? Проект могут закрыть.
– Ого. Это как так?
– Да наверху что-то там начали спорить о правах человека. Мол, если вскроется, чем мы тут занимаемся, будет большой скандал.
– Ты сам в это веришь, Скотт? Давно вскрывали тайные правительственные проекты?
– Ну, хакерские атаки на прошлой… Так, этот в норме. Номер Одиннадцать – состояние нормальное, суставы мобильны, зрачок реагирует на свет стандартно.
Дейв быстро внес данные в таблицу и они перешли к другому стоящему неподвижной статуей человеку.
– Хакерские атаки участились. – Продолжал Скотт, повторяя процедуру осмотра – Может, интернет-хулиганы, может, ну… сам понимаешь.
– Русские?
Медработник прыснул со смеху и выпустил руку осматриваемого, после чего, несколько раз согнув и разогнув ее, продолжил:
– У нас тут уже не Холодная война, Дейв. Уже лет сто как.
– Ну ладно, ладно, исландцы с китайских серверов.
– Да не важно.
– Ну, допустим, проект свернут. А этих куда?
– Этих… Ну, будут как-то жить. Номер Двенадцать – состояние нормальное, суставы мобильны, зрачок реагирует на свет стандартно.
Скотт и Дейв перешли к следующему. После короткого молчания Дейв поднял голову от экранчика и снова начал говорить:
– Нет, ну хорошо, их выпустят. Куда дальше? У них же белое полотно вместо памяти.
– А социализация сильно зависит от памяти? По-моему, их достаточно подготовили к общению с людьми.
– Ага. Хотел бы я знать столько языков и психологических уловок. Но все же, выпускать в мир подготовленных агентов и заставлять печь пирожки и подметать улицы – по-моему… Ну, я не знаю.
– Дейв, не мешай.
– Все, все, Скотт, не буду.
Осмотр продвигался вяло, и спустя еще нескольких «пациентов», медработники снова разговорились.
– Номер пятнадцать, состояние нормальное, сустав правого колена издает слабый щелчок, зрачок реагирует на свет стандартно. Записал?
– Записал. Скотт, ну вот ты как думаешь, если за всем стоит вопрос прав человека, то уничтожать кандидатов не должны?
– Какая мерзость, Дейв! Конечно, их не будут уничтожать.
– Ну мало ли.
– Нас ругают за бесчеловечные методы, мол, человек без памяти, без биометрических данных, стерилизованный, прости Господи – результат изуверства.
– Но…
– Номер шестнадцать, состояние нормальное, суставы мобильны, зрачок реагирует на свет стандартно.
– Но раньше никаких проблем не было.
– Не было прецедента. Никто раньше не пытался создавать идеальных агентов.
– Ах, вот оно что… Жаль, мне здесь нравилось.
– Не говори, Дейв. Я набрал кредитов уже…
Скотт вздохнул и посветил диодным фонариком в глаза кандидату номер семнадцать.
Яркий свет…
Яркий свет ослепительной вспышкой залил все вокруг, заполнив собой все пространство и вытеснив все образы своей бесконечной мощью. Диалог медработников растворился в сознании женщины-кандидата, отдаваясь непонятным эхом вокруг. Мир переменился, сделав резкий кувырок из сновидения в реальность, оставив ощущение тягучей тоски и странное ностальгическое послевкусие. Номер Семнадцать закрыла и открыла глаза. Никакой палаты, никакого света, только тускло освещенная комнатка с проецирующимися на облезлую стену большими зелеными цифрами часов. Ровно девять утра.
На протяжении последних трех лет Номер Семнадцать просыпалась ровно в девять утра. Но раздражало ее не это – каждое утро перед пробуждением, она, влекомая непонятным порывом, вставала и вытягивала руки вперед ладонями вниз. Это утро было не исключением. Женщина сжала зубы, и слегка ударила ладонью левой руки по запястью правой, будто это руки были виноваты в повторении странного ежеутреннего ритуала. В коридоре на полную громкость работало чье-то радио, в котором ведущий своим фальшиво оптимистичным тоном тараторил: "Во всей округе передают проливные дожди, но в прекрасном Нью-Вавилоне никто не боится дождя!"
Номер Семнадцать шумно опустилась на кровать. Она так часто прокручивала в голове последний диалог двух медработников проекта «Омега», что он начал ей сниться. Опустив голову, женщина нервно потерла спину между лопаток, нащупывая слегка отличающуюся на ощупь поверхность. Незримая метка с кодировкой и номером, которая должна была служить ее идентификатором, единственным именем и всем, чем она являлась. Номер Семнадцать вздохнула и задала вопрос куда-то в пустоту комнаты:
– Что же я сделала не так?
Последние три года этот вопрос мучил ее практически без передышки. Она подняла левую руку с электронным браслетом, который занимал часть руки от запястья и почти до локтя, и, нащупав рычажок на его внутренней стороне, отстегнула его. Единственный гаджет, который сейчас был практически у каждого, и с которым Номер Семнадцать не расставалась, остался лежать на коленях, обнажив незагорелую руку. Женщина отклеила тонкую пленку внутри и достала несколько раз сложенный лист бумаги – единственный документ, который остался с ней после роспуска проекта «Омега». Она развернула листок, в который въелись линии сгиба.
«…Этот документ свидетельствует, что ЛИЦО_1 дает полное согласие на участие в качестве кандидата в вышеуказанном проекте, который предусматривает:
