Проклятые люди, нареченные так по силе и необыкновенности своей, отличающиеся также незаурядным умом, благодарны судьбе за свое одиночество, где их посещают, при лампадном огне, в тесной комнатке, похожей на келью, духи различного рода и порядка. Сей вечер, ни в коей мере, не был для нас исключением. В тесной келье, среди множества свитков и книг, за небольшим ветхим столом, на котором стояли два серебряных подсвечника с умирающими свечами. Тусклое свечение едва размывало грани между пустыней кромешной тьмы и миром объектов, которые я должен был видеть. Лицо моего собеседника и друга слабо освещалось, придавая грубым чертам аскета выражение мрачного демона, задумавшего с тобой интересную игру. Только глаза отражали смерть маленьких свечей:
– Именно так догораем и мы, друг мой.
– Ничего не достигли, но зато живые – ответил мой собеседник – Знаете, к черту все, мы своим отрицанием можем вызвать только насмешки со стороны блаженствующих под солнцем. Даже сейчас, мы с вами почти окутаны тьмой и сладкими речами Сатаны.
Он откинулся в раздумьях, и его взор был теперь на пиру у Сатаны среди плясок теней.
– Не будь света, мы не видели бы плясок смерти и теней в этой комнате.
– Все равно знали бы о том, что и сейчас в минуты отвращения к жизни, тени резвятся и пляшут – мой собеседник закурил трубку – вот и добавим красок пепла, который, кстати, тоже куда-то стремится. Пепел, тени и разговоры о Сатане. Думаете, мы зря живем?
– Думаю, что мы зря рождаемся. Все остальное – пишется как-то само по себе.
– Рад, что вы так считаете, но посмотрите, что само слово «смысл» должно быть у сатаны, а не кого-то еще. Мы утверждаем себя через смысл, который приводит нас, благодаря человечности, к осознанию абсолюта суеты и скуки, и итог – отвращение к жизни.
– При этом, мы сохранили смирение, которое помогает лишь тем, что не заставляет переусердствовать в приобретении благ.
– Согласен. Давайте на этой ноте, я покину вас. Другим вечером, мы поговорим вновь – тихим голосом произнес мой собеседник и направился к двери. Я только кивнул головой, а через секунду услышал стук двери. Вот теперь я одинок среди гарцующих теней, пожирающих плоть огоньков, и равнодушных ко всему книг.
Мне бывает очень трудно заснуть. Потому я часто читаю, пишу или смотрю на огоньки. К этому спокойствию трудно привыкнуть, но меня тянуло к этому, нечто таинственное соблазняло меня от суеты сюда, в уединение, в покой. Кому-то это кажется смертной скукой или тоской, а по мне, я просто не прижился, просто ушел от беготни по тем берегам каменных рек, что вечно велят плыть куда-то. Некто создал эти пути, и теперь ими пользуются, а мне скучно бродить по серым бездушным и застывшим рекам. Конечно, просто так не приходят к такой, с позволения сказать, жизни. Только что догорела последняя свеча, и свет луны тонкой полоской вошел ко мне. Я гостеприимен к любому свету, но вот с людьми все сложилось как-то иначе. О, к слову, удивительный блеск оставляет лунный свет на подсвечнике. Серебро и луна – хранители знаний древних алхимиков – ныне выступают полотном для романтиков. Их не любят, а только режут или копируют. Я завидую луне, ведь она не отягчает себя смыслом жизни по тем божественным причинам, которые мне знать, не дано.
Да, раньше я суетился, как и все. Не только работа, но и публика с ее искристыми фейерверками, пышными нарядами, смехом и весельем пьянили и увлекали меня в это гедонистическое безумие, изобретение просвещения и древности. Жизнь пестрела красками, лицами, общением, прогулками, праздниками и порой даже пороками неумеренности, примешивая щепотку извращений, тоже изобретение нового века.
Каков я теперь, перемолотый, переломанный, пережеванный Молохом. Я заплатил сполна демону наслаждения. Нет никакого Бога над нами, но есть Люцифер, кто ждет нас к себе на пир и маскарад. Я страшен, уродлив, немощен и глаза мои не выносят света. Какое благо, что я не питаюсь кровью, хотя и слышал о ее омолаживающем действии. Мне тяжело писать, ходить и думать. От еды меня воротит, вино не пьянит, хотя любовь к нему не угасла. Самое тяжкое понимание – это понимание того, что прошлое всегда ужаснее и больнее настоящего. Ах, если бы я мог, то забыл бы, прострелив себе голову. Увы, но это невозможно, да и не хочется, признаться честно. Я обожаю мир, у которого беру вдохновение и каждый новый день, новый ветер, новый свет и новый мрак. Я несчастен, но ничего не желая, становлюсь счастливым. Это не покой, это забвение. Да будет Тьма!
Давным-давно, когда моим лучшим другом был томик Шопенгауэра, а девушку мне заменил Бодлер и абсент, я жил в духе своего времени, подобно кукле, заведенной в точный час, тогда я познакомился с сатанессой, ведьмой, которая писала молитвы. Тогда я начал молиться ее словами, и каждое слово оставляло во мне стигматы, шрамы. Я желал созвучий, мелодий, напевов реквиема, но боялся даже первой ноты. Меня ужасала сама мысль об объединении звуков и молитв в нечто единое, что уничтожило бы меня. В тот момент я испугался смерти, но любопытство, зачарованность строками и рифмами помогли мне идти дальше, бесстрашно искать пути к истинной вере. Кое-что сделало из меня то, чем я являюсь сейчас. Строки фатума, молитвенного, сакрального смысла легли печатью в мою душу, и теперь мои демоны, издевки ради, нашептывают их мне:
«О муки! О любовь! О искушенья!
Я головы пред вами не склонил,
Но есть соблазн, соблазн уединенья
Его еще никто не победил».
Я остался один, точнее сказать, один на один со своими демонами виктории и грандиозных фиаско. Вокруг витает тлен, пыль и воспоминания. Сначала было больно, но сейчас я научился принимать себя таким, каков я есть. Я почти познал через Волю о своем представлении, почти решил, как мне кажется, все загадки бытия. Однако, я получаю удовольствие только через эту боль, неявную, неясную, но стоит ее произнести, как она бьет тебя со всей силой так, что остаешься равнодушным или апатичным ко всему. Прошлое теряет свои краски, настоящее проходит бесследно, но будущее, будь оно проклято, оставляет только боль, только яркое пламя надежды, которому суждено стать пеплом. Мы не властны пока с людьми, мы обретаем власть в одиночестве. Сейчас его не любят, боятся, заигрывают с ним, будто с трактирной девкой, но оно все равно берет свое. Быть может, ему стоит стать пятым всадником апокалипсиса…
