На Грэхэмштрассе, в западной части Берлина, приютился небольшой магазинчик. Деревянная его дверь была вся истерта, а вывеска то ли потерялась, то ли ее сняли намеренно. Никто этого уже не помнил. Все знали только одно: каждый раз перед началом каникул школьники со всей округи вытряхивали из копилок свои сбережения и мчались сюда, чтобы пополнить коллекции книг и комиксов, кассет, дисков, пластинок со старыми записями и, конечно, фигурок с любимыми персонажами.
Магазин специализировался именно на этом. Самыми раскупаемыми здесь были доблестный Зорро на своем верном коне Торнадо, Человек-паук, Бэтмэн, Сейлор Мун и многие другие герои, так полюбившиеся сердцам детей. Классным считалось, если ты собрал всех героев саги, а еще там можно было найти их дома и даже утварь.
Хозяйка, фрау Томако, – загадочная женщина с индейскими корнями – с готовностью помогала ребятам сделать выбор, проводила акции и делала скидки, устраивала различные посиделки с чтением книг или просмотром фильмов прямо в магазине. Она наряжалась в тонкие шали, вплетала в волосы ленты и перья, а из ее резной трубки вылетали разноцветные кольца дыма, будто она курила не табак, а что-то другое, безвредное для окружающих. Ее внучка Марианна, учившаяся в местной школе, помогала ей во всем. С давних пор их род владел этим магазином, славясь изготовлением этих самых игрушек, ничуть не хуже, чем в самых именитых магазинах и фабриках.
Август фон Гельцман, живущий в другой, более респектабельной части города, тоже любил здесь бывать. Правда, в последний раз это было довольно давно, ведь несколько лет назад они с мамой, отчимом и сводным братом переехали отсюда в Потсдам. Да и учился он уже в средних классах, поэтому приезжать сюда было уже несолидно.
Отчим Себастьян – человек «твердых моральных принципов» (как он про себя говорил), владел корпорацией по переработке нефтепродуктов. Прошлым летом он приказал освободить комнату от «мусора и прочих вещей, которые не полагается иметь молодому джентльмену его возраста», поэтому все вещи, напоминавшие Августу о счастливом детстве, канули в небытие.
Родители развелись много лет назад, хотя фамилию Августу оставили: она принадлежала древнему графскому роду. Мама вышла замуж за Себастьяна Ван Дер Хоффена и родила Филиппа – курносого мальца, походящего на отца лицом, а на мать – жестковатыми вьющимися волосами. Себастьян считал, что детей надо воспитывать в строгости, не давая им поблажек, и занимать их разными «полезными» хобби, чтобы он не слонялись по дому в поисках разрушений. Почему-то он был уверен, что маленькие наглецы так и норовят что-нибудь сломать или разбить. Любые подвижные игры вроде салок или даже пряток были запрещены. Дома должна была быть идеальная тишина, ведь Себастьян занимался серьезными делами, просиживая часы в своем кабинете.
Когда Филиппу исполнилось семь лет, семья обосновалась в новом доме в Потсдаме. Тогда же Августа зачислили в школу-интернат имени Альбрехта Альтдорфера1, а Филипп стал учиться в частной школе, которая располагалась неподалеку от их дома. Август порой думал о том, чтобы перейти туда, но, без удовольствия перенося жизнь со своим отчимом на каникулах и почти не видя матери-модельера, частенько путешествующей в другие страны на показы одежды или арт-выставки, постоянно передумывал.
Впрочем, Августу нравилось в интернате. Требовательное отношение преподавателей выковало в нем неплохой характер честолюбца, сильного волей и надежного в дружбе. К тому же, школа занимала хорошие рейтинги в мире исторических реконструкций: облик каменного замка, лес в округе, сохранившиеся с давних времен конюшни создавали для этого приятную атмосферу. Август же неплохо занимался фехтованием, участвуя даже в международных состязаниях. Кроме того, в интернате можно было бегать, прыгать, шуметь и вообще вести жизнь, соответствующую его возрасту.
Приехав на летние каникулы, Август вновь затосковал. Мальчик не стал распаковывать вещи, достав только самое необходимое, и просто задвинул чемодан в шкаф. Мама пробыла с ним всего день и полночи перед отлетом во Флоренцию на очередной показ. Август в сердцах попросил взять его с собой, но она отказалась, заявив, что там будет одна работа, а Себастьян как раз взял отпуск, чтобы проводить время с детьми.
– Чтобы что? – не поверил своим ушам Август. – Он никогда не любил проводить с нами время…
– Мы поговорили с Себастьяном, милый, – сказала мама, длинноволосая красавица, надевая темно-синее пальто и натягивая перчатки старинного покроя, модные в этом сезоне. – И решили, что будет лучше, если ты побудешь здесь. Я знаю, что у вас неважные отношения, – сказала она, погладив его по щеке, – но так будет лучше.
И мама вышла во двор, освещенный вычурными фонарями, оставив его совершенно одного в этом неприветливом месте. Август долго стоял у окна, глядя, как она садится в автомобиль, как тот поворачивает в конце аллеи и исчезает вдали, пока не услышал чей-то сухой кашель со стороны черного входа. Решив, что не стоит сейчас никому попадаться на глаза, Август быстрыми шагами добрался до лестницы и благополучно заперся у себя в комнате.
Утешала лишь мысль, что через пару недель его родной отец должен был забрать его посмотреть чемпионат по бейсболу, а еще спустя несколько дней Август уедет обратно в школу на ежегодный летний лагерь-фестиваль, к которому он готовился весь предыдущий год. Программа лагеря состояла из спортивных соревнований, включая его любимые исторические реконструкции, олимпиады по школьным предметам и музыкальные смотры.
Август переоделся к ужину. Себастьян настаивал на этой старомодной привычке. Он часто повторял, что «джентльмен обязан быть джентльменом всегда», поправляя маленький галстук-бабочку, на своей бледной тонкой шее.
Добавив в голос побольше меда (как ему казалось), Себастьян поприветствовал Августа, сказав, что на следующий день они с Филиппом собираются на рыбалку. При этом он не пригласил пасынка с собой. «Ну и отлично, – подумал Август, наблюдая, как младший братец чинно сидит за столом, держа спину ровным перпендикуляром (ну хоть язык бы показывал, как только Себастьян отвернется, но нет – безмерно спокойный), – пусть уезжают!».
– Ты что-то хотел сказать? – проницательно взглянув на него, спросил отчим.
