Звонкий смех разнесся по залитой светом поляне, разрывая тишину и, кажется, вовсе отпугивая лесных жителей. Девушка с явным удовольствием повалилась на мягкую траву, вглядываясь в голубое небо. Сейчас ей не о чем переживать. Они далеко от поселений, их никто не должен увидеть и тем более осудить. Она понимала, что на счету каждое мгновение, проведенное вместе с ним, каждая секунда и минута. Но они, казалось, вовсе не замечали, как рассвет сменялся закатом. Им хотелось просто проживать это время вместе, не отвлекаясь ни на что, чувствуя и понимая друг друга не с полуслова, а прямо-таки без слов.
Рядом всего на мгновение мелькнула чья-то тень. Девушка перевернулась на живот, свысока смотря на своего друга. Он улыбался, жмурил глаза от света и смешно надувал щеки, которые так и хотелось лопнуть.
Однако стоило ему открыть глаза – и в них читалось беспокойство, волнение, в них можно было заметить много переживаний, но девушка искренне не понимала: почему? Они вместе, тут нет людей, некому взмолиться к Отцу о том, что его первенец играет с запретным плодом, что уста его близки к нему и что он настроен вот-вот откусить заветный кусочек. «Нас не этому учили!» – в сомнении повторял он раз за разом. «Я не должен!» – его нежелание и сопротивление сходили на нет с каждым мигом. «Но как же я хочу…» – и он понимал, что может согрешить, один раз в жизни может. Первый и последний раз.
– Что-то случилось? – недоуменно выгибая бровь, спросила она прямо. – Ты чем-то обеспокоен. Расскажи, чем?
Он поморщился: душевные разговоры – не его стихия. Тем более если говорить о чем-то таком. Это можно было смело назвать личным, тайным, сокровенным. Тем, что даже самому близкому человеку рассказывать не решаешься.
Он сел, расправляя и тут же расслабляя тяжелые крылья – те уже заныли под его весом. Архангел явно нехотя согласился, дожидаясь, пока девушка пристроится напротив, и тщательно подбирал слова, чтобы, не дай бог, ничего не спутать:
– Да, есть немного.
В ответ девушка иронично усмехнулась: точно ли немного? Но прерывать его не стала. Было видно, что слова тому даются с трудом.
– Я боюсь, что заповедь о том, будто Отец все видит, – правда. И боюсь, что однажды за подобное по голове он нас не погладит. Мне нельзя испытывать чувства к кому-либо.
Девушка улыбнулась, и улыбка ее была похожа на улыбку змея-искусителя. Она не хотела, чтобы он переживал из-за подобного, чтобы ненароком разгневал своего Отца, но не хотела и отпускать его, даже ради его спокойствия. А он, вообще-то, и не хотел уходить.
– С чего ты взял, что ему есть дело до нас?
Кажется, вот этого трепета в голосе архангела при упоминании Отца девушка не поймет никогда. Кроме них двоих, есть еще целая масса проблем, возложенная на его могучие плечи, и переживать не стоит: их не заметят, пока они не ткнут в лицо им всем свою любовь. Конечно, на что-то подобное ни он, ни она не смогут решиться никогда в жизни. И это даже успокаивало.
Мужчина покачал головой, но возражать не стал. Что будет дальше – он не знал, но по крайней мере сейчас ему было очень даже хорошо. А что станется из этого потом – неважно. Конечно, подобный подход к таким вещам ему не нравился от слова «совсем», но еще больше ему не нравилась перспектива бросать девушку здесь, на земле, а самому возвращаться на Небеса, где творится самый настоящий хаос. Пока его не ищут, он и не уйдет. Нет желания, нет возможности, да и причин, однако, тоже не находится.
– Хорошо, возможно, ты права. Я зря переживаю, – архангел вздохнул, кидая короткий взгляд на небо и вновь заваливаясь на мягкую, пусть уже и чуть примятую траву.
***
– Я все еще не уверен, что было хорошей идеей выходить на улицу в такую непогоду, – мужчина усмехнулся: девушку он еще мог скрыть под навесом своего крыла, но даже такая защита не должна была продержаться долго.
Дождь лил как из ведра, а от больших и тяжелых капель не спасали даже деревья в лесу. Архангел уже устал блуждать средь них в поисках того самого, способного укрыть их двоих от капель, бьющих по лицу и плечам, норовящим проскочить везде, где только можно.
– Почему же?
– Заболеешь еще.
Он кинул обеспокоенный взгляд на ерзающую под крылом девушку и, дождавшись, пока та успокоится и перестанет возиться не пойми с чем, обнял ее за плечи, улыбнувшись. Порой она была в его глазах большим ребенком, любящим веселье, любящим проказничать. Ему это казалось милым, даже очень, и он хотел видеть ее такой подольше, но также понимал: примет ее любой.
– Думаю, уж с кем, а с тобой мне это не грозит, – улыбнулась она. Не хотелось разочаровать его, сказав, что она и вовсе не может заболеть.
Девушка огляделась: вокруг столько деревьев, но ни одно из них не могло укрыть, дать время высушить одежду и промокшие крылья архангела, дождаться конца этой своеобразной атаки на пропитанную человеческими грехами землю.
Она посмотрела на своего спасителя, который пытался помочь укрыться хотя бы ей. Девушка рассматривала его, мягко улыбаясь, и то и дело как-то стыдливо отводила взгляд. Она подмечала малейшие детали: как с русых волос стекала вода, как капли очерчивали овал лица, всматривалась в его прямые черты, глубоко посаженные, удивительного лилового цвета глаза, а задумчивая улыбка каждую встречу западала ей в самую душу. Отвести глаза было в самом деле невозможно, но через силу и упорство она это сделала, взглядом выискивая хотя бы временный навес для них обоих.
Такой нашелся нескоро: у самого озерка, совсем небольших размеров, склонившись над землей, смиренно замерла ракита. Ее тонкие ветви, увешанные сережками из зеленой листвы, размеренно покачивались при каждом дуновении ветра, но дождевых капель, к счастью, пропускать не смели. Девушка широко заулыбалась, потянув своего компаньона в ту сторону, что-то неразборчиво щебеча о том, как красиво смотрится это место, что было бы неплохо как-нибудь искупаться в озере и вообще стоит облюбовать его, пока сюда не добрались люди из ближайших поселений.