Есть такая известная категория людей как новые русские, хотя в последнее время они менее заметны. Но должны же быть тогда и новые французы, новые американцы. Вот мне и пришлось поближе познакомиться с одним представителем последней категории. Богатый человек, self made man, не унаследовавший состояние от родителей, то есть по этому критерию полностью соответствующий термину новый русский, американец и так далее. Я о нём сейчас и расскажу.
Приехал к нам в деревню мой давнишний американский знакомый Джеймс, познакомились по работе, имелся взаимный интерес. Правда я уже больше трёх лет как отошёл от дел, но прошлой осенью по старой памяти завернул на одну московскую выставку, по которой раньше даже вёл отсчёт времени – это было до выставки, или через два месяца после. Такой своего рода Новый Год, слишком многое к ней привязано. Туда же заявился и Джеймс со своим европейским представительством, целый стенд снял, у него в Китае три завода, надо же как-то их продукцию продавать. Ну и, конечно, не обошлось у нас с ним без коньяка. Это уже такая традиция, тем более, что очень оригинально пить настоящий французский коньяк из пластиковых стаканчиков, стоя за высоким столиком в виду отсутствия посадочных мест в выставочном кафе, прямо как в старой доброй советской рюмочной. Подобного уровня заведений в мире немного, а вот в Москве есть.
Джеймс был в курсе изменений в моей жизни и стал живо интересоваться, как же я занимаю своё свободное время, он-то ни минуты не может без дела. «Понимаешь, – говорю, – не так уж его и много, времени этого. Всё лето, к примеру, живём в деревне, а там всегда что-то найдётся поделать, хотя огород мы не держим». Приятель мой оживился, а какие, мол, дела без огорода (неужели у него в Техасе приличная такая плантация картошки для личного пользования?). «Да, – пробормотал я, – траву выкосить, она к нашему приезду дом прямо-таки в кольцо берёт, не дом, а кадр из фильма «После людей». Там про то, как, когда исчезнут все народы планеты, всё будет рушиться – дома, мосты и прочее. Так вот наше деревенское жилище клёны и трава съедят лет за десять, не больше. «Понятно, – соглашается Джеймс, – а потом, ну вот выкосил ты, дальше что?» Ну и я под воздействием горячительного напитка стал живописать ему нашу «тяжёлую» деревенскую жизнь, мол, не одно так другое, то стройку какую затеем, то что-нибудь поломается, то без света после грозы сидим три дня, воду для всех нужд из родника носим, в гору да по два ведра. Тогда Джеймс спрашивает: «А зачем так мучаетесь?». Я подумал-подумал, как сказать-то, как донести свою мысль до сытого, развращённого цивилизацией американца и, видимо, совсем разомлев от коньяка, бухнул полную ерунду: «А мы такие, любим помучать себя!» Тут приятель меня и ошарашил: «Я тоже хочу!» Заказав ещё по фужеру, то есть по пластиковой стопочке «Мартеля», мы ударили по рукам. Правда, я решил всё же разбавить перспективу каторжного труда чем-нибудь приятным и пообещал ещё и рыбалку на тихом озере под закатным солнцем. Договорились, следующим летом он заедет к нам дней на десять, на сколько дела позволят, повторяю, три завода в Китае требуют постоянного присмотра.
Нет, Джеймс как осторожный, настоящий американец сразу на минное поле не полез, в деревню то есть не попёр. Мало ли что. Он сначала провёл разведку боем, заехал к нам в марте в Питер, посмотреть, наверное, как живём, он хоть и бывал в России, хоть и отважный человек, судя по всему, но про медведей на улицах тоже слыхал. Посмотрел, убедился, всё прошло культурно, сварили с ним борщ, сходили в филармонию, в Русский музей, даже на избирательный участок завернули, там как раз Путина выбирали, очередь стояла из курсантов, им, видать, приказали «приходите в одиннадцать», они и явились все в одно время. В общем, проверку мы прошли, в показаниях не путались, отдать Джеймса на растерзание медведям не пытались. Обычные люди, таких, подумал Джеймс, в Штатах полно и ещё сильнее захотел приехать в деревню и младшего сына с собой в нагрузку взять.
У себя в Техасе он даже стал ностальгировать по будущей поездке в Россию, закончит дела рабочие, потом возьмёт себе из громадного буфета бутылку с наклейкой «Stolichnaya», наполнит гранёный стакан до краёв и начинает как Штирлиц мурлыкать себе под нос «Katyusha». Из-за этого с визой для сына чуть казус один не случился, о том отдельный рассказ написан – «VODKA AND BELARUS CONSULATE». Они должны были сначала ехать в Минск, где в одной волшебной школе по четыре часа в день «погружаться» в русский язык. Джеймс ведь ещё и его захотел изучить. Я, кстати, очень обрадовался такому решению и написал ему, что в деревне буду говорить только по-русски, продолжим «погружение».
Наконец подошёл долгожданный день «Д». За пару дней до него у меня прихватило спину, плохо, а как же запланированные и обещанные работы? Да ещё ехать встречать на станцию Великие Луки (час с лишним туда, столько же обратно). Сиденье машины в таких ситуациях мне противопоказано больше всего, а, кроме меня, никто у нас не водит. Заказать встречу таксистом американца, даже фотографии которого под рукой не оказалось, было не реально. Ладно, как-нибудь отлежусь на аппликаторе Ляпко, уже случалось. Но как-нибудь не получилось, в среду, первого августа, в шесть утра я садился в машину долго, хотя накануне вечером казалось, что дело пошло на поправку. До желанной станции я едва доехал, вылезти из кабины оказалось ещё труднее, вышедшая из подчинения спина не хотела разгибаться. Всё-таки выбрался кое-как из своего машинного плена. Джеймс при встрече захотел меня обнять, еле успел отстраниться. А на обратном пути пришлось ещё заехать в невельские магазины и на рынок. Должен со всей ответственностью заявить, что со скрюченной спиной по «Пятёрочке» ходить гораздо легче, чем по рынку, в ней гуманнее, можно держаться за тележку, не упадёшь. По приезду домой я покидал салон нашего авто при помощи Митчелла, семнадцатилетний сынок моего друга оказался способным извлекателем ущербных мужиков из машин. Даже для простого проведения времени с гостями за столом я был совершенно не пригоден, не говоря уже о косьбе и рыбалке. А ведь уже договорился с соседом насчёт более приличной, чем наша, лодки. Всё летело в тар-тарары.
