Государство привлекает ровно столько же внимания терпеливого методолога современности, сколько и Бог. Наши мечты о росте правосознания – мечты о веровании перед алтарем религии государства. Современным правителям было бы очень удобно видеть своих граждан религиозными по отношению к новому Богу – государству. Это единственная архаичная форма, которая еще не убита Научно- технической революцией, хотя это почти случилось после реального испытания атомного оружия в ХХ веке. На что сегодня надеется исследователь, обращающийся к вопросу государственного? Возможно ли вообще еще надеяться после стольких неудачных опытов определения сущности государства: Великое просвещение, коммунисты, национал – социалисты, современные борцы за права человека? Зная всю мифологию и тщетность определения бытия государства все равно пытаться написать о нем что- либо похожее на истину? Как будто бы мы можем знать, что есть истина, при всей нашей неискушенности жизни до любой смерти? Если не познавать предельно, стоит ли познавать вообще? Возможно ли такое познание государства?.. Не действием через него, а отвлеченно?
Думается, что это проблематично, так как государство – это самодостаточная реальность, источником которой является представление, сформулированное в праве, а данная реальность имеет собственный источник бытия возможности, ресурсы для его приращения, реализации, формирования, а так же обладает способностью устранять любого, кто предполагает альтернативу такому долженствованию. Правило о том, что мысль не существует вне бытия, а бытие вне мысли, применительно к государственному трансформируется в понимание государства, как бытия в действительности права, а права, как бытия в возможности государства; если право не реализуется в область действительного, то нет и государства, если же в области действительного есть что- то, именующее себя государством, но его бытие в возможности не содержится в нормах права, то это не государство. С учетом того, что современное законотворчество, руководствуясь позитивизмом, может бесконечно долго расширять границы собственности бытия в возможности, приходится констатировать, что любой предельный философскийанализ здесь мало уместен, и мы не дадим такого определения, которое описывало бы большинство признаков явления, по которым государство можно было бы идентифицировать методологически. Обратное – означает ограничивать его, а в отношении активно действенно развивающейся субстанции – это практически невозможно. По всей видимости, современное государство, закончив свою метаморфозу, само создаст себе символ, позволяющий с легкостью опознавать его. В этом отношении понятно современное военное противостояние Запада и Востока. Это фактическое противостояние времен. Восток представлен классическим государственным, в то время как Запад – новая форма организации материи, которая еще по привычке, именует себя государством, хотя, по всей видимости, таковым уже не является.
Тогда зачем эта работа? Есть мнение, что данные изменения могут быть не полезными и привести к гибели цивилизации, как это чуть было не произошло в ХХ веке. Предполагается, что государство, хоть и стремилось свести себя в своей активной части к обычной трудовой функции, все же представляет определенную ценность именно как государство, как то, что так тщетно и неоднократно пытается определить мировая мысль на протяжении процесса самоидентификации, именуемого историей. Как правило, истории пишутся теми, кто выжил, мы не знаем историй тех, кто погиб; мир представления поэтому оптимистичен изначально. Именно это рождает трагедию столкновения индивидуального (как носителя общественного представления) и общественных, объективных, потусторонних форм реального. Кстати, стандартизировать это внешнее по отношению к личному, гарантировав минимальный уровень безопасности такого столкновения – тоже одна из задач государства. Хотя бы ради этого, стоит его исследовать так, чтобы не получилось конфуза незнания перед действием и раскаяния после него.
Такая традиционная позиция сохранения по факту наличия – не дань моде восточного миропонимания. Любой хаос, единожды признанный за допустимую среду обитания и в локализации своих переменных стабилизированный согласием с ними, путем ли изоляции от них (например, постройка жилища, против изменчивых погодных условий), или же путем ритмического и прочих совпадений с ними (от формирования цикла посевных, до изобретения наручных часов), становится Порядком. Дисциплина человека делает участие в нем формой успокоения, стабильностью. Государство, в некотором смысле, – удачно организованный хаос человеческой натуры в части ее попыток самоуправления перед силами, способными уничтожить род людской (ненависть, зависть, насилие, все то «греховное человеческое», что гибелью грозит).
Государство отличается формой постоянности. Оно не существует, как идея (абстракция), – где- то, ожидающая своей реализации, или реализуемая при определенных условиях (провидение, судьба, рок). Государство как комплекс охранительных причинно – следственных связей, в сущность которых возможно проникнуть благодаря закону в любой момент, присутствует везде постоянно. Описание данных форм связи причин и следствий в весьма достаточной степени для утверждения, дает нам теория правоотношения. Вместе с тем утрата государством религиозности на Западе, шатает представления государственного от абсолютного регулятора, сферы в которой и обретают себя внеправовые формы социальной реальности (любовь, месть, например), до представлений об охранительных и специальных процессуальных функциях (правосудие, выборный процесс, бюджетирование и прочее), формируя тем самым поле технократического потребительского отношения к государственному.
Вместе с тем, представления о государстве, которые носят реализуемый характер и поэтому являются частью парадигм, непосредственно составляющих бытие государства весьма разрозненны и неоднородны. В их простом типе существует устойчивая мифологическая, тотемная связь по типу именной культуры, — конкретная страна, территория народ. Отсюда все то, что по своему определению не может быть включено в структуру государственного, как отвлеченного, теоретического компонента и вечно зацикленного на конкретику частного, упрощенно доступного каждому жителю страны, представителю народа. Отсюда и политические амбиции и специфика любой публичной государственной власти, сложение коих, в конечном счете, составляет международное основание, а значит, в большей части отвлеченное и теоретическое. Как пример выхлопа такой противоположности – Конституционные суды или органы управления международных конфедераций.
