Я нутром чувствовал, что эта затея к добру не приведет, и попытался отговорить пацанов от рискованного эксперимента. Но тут же получил по шее да ещё обидную словесную оплеуху: «Ну что, сдрейфил? Пошёл тогда отсюда!» Любопытство взяло вверх, и все склонились над удивительной находкой, скобля её, кто чем мог.
А дело было так. После общей копки огородов нам разрешалось хозяйничать на обширной территории. Мы запаслись лопатами, ведрами и выходили на повторную перекопку. Цель была одна – накопать картошки, а потом на разведенном костре в перевернутом ведре напечь её. В те послевоенные времена это считалось лучшим деликатесом. Бывало, придешь домой после огородной трапезы, мать посадит тебя за стол хлебать постный жидкий суп, а ты с мальчишечьей гордостью говоришь: «Я, мам, сыт, мы с пацанами картошку пекли». Иногда накопаем её столько, что ведро запечём – и на базар, благо торговые ряды были на соседней улице. Конечно, тут же её продадим или обменяем на сладости. В основном, на сахарные петушки. Вот тут уж блаженство – не у каждого в доме водился сахар. Лижем этих петухов, вылитых в нелепых формах, и хвалимся друг перед другом: «Смотри, я гребень уже слизал!» – «А я – хвост!» Так вот, это было во время очередной перекопки чужих огородов – свои «прошли» уже по несколько раз.
«Капифон» – это прозвище носил наш сосед по дому, полный и высокий пацан – был сильнее всех нас. На своё прозвище он не обижался, а вот, кто его дал и что это означает, никто не знал, да и зачем? Капифон копал всегда глубже остальных, втыкая в землю полный штык лопаты. И вдруг раздался его крик: «Пацаны, что-то железное, вали все сюда!» Общими усилиями вмиг раскопали и извлекли на свет божий какой-то удлинённый круглый предмет. Чистили и отбивали грязь с него все. Капифон стоял, опёршись на лопату, и описывал во всех красках, как он обнаружил странную находку.
– Я, пацаны, копнул – лопата не идет, я её ногой – не идёт, я с размаху, а она – звяк по железу. Видите, вот царапина…
– А что это такое, пацаны?
– Погоди, тут, кажется, дыра вовнутрь идёт. Давай чистить!
Из круглого предмета стали выковыривать грязь.
– Вот это да! Это же пушка!
– Какая пушка? – Капифон изволил сменить свою позу и наклонился над металлическим предметом.
А что это была пушка, то было фактом: круглый ствол из бронзы – это мы сразу отметили, живя в городе металлургов, уж в металлах-то мы разбирались. А ещё на пушке мы очистили и довели до блеска витиеватую цепочку украшений и дату изготовления «1774 год». Затем методом рассуждений определили, что куда вставляется, и как пушка готовится к выстрелу. И, конечно, всем, кроме меня, хотелось выстрелить.
А почему, кроме меня, так это просто. Я с матерью три дня тому назад побывал в милиции, куда меня доставили с моим «поджигом», из которого я стрелял по воробьям. В милиции оценили моё изделие как добротное и пригодное даже для того, чтобы завалить зверя. Матери посоветовали выпороть меня и, как сына погибшего на фронте офицера, отпустили, конечно, взяв с меня честное слово, что я с этими опасными штуками связываться больше не буду. Мать, конечно, и пальцем меня не тронула, только весь вечер проплакала, причитая: «Вот если бы жив был отец, то он с тобой поговорил бы». Поэтому я внёс такое предложение:
– Знаете что, пацаны, давайте отнесём пушку в музей.
Надо отдать должное нашему городскому музею. По тем временам это было что-то святое, куда мы наведывались множество раз всей ватагой. Нас не столько интересовали экспонаты геологического плана или древности, даже не первый паровоз Черепановых. Нас интересовал танк Т-34, который снаружи и внутри мы штанами вычистили до блеска. Ватага, услышав моё предложение, усмехнулась, и Капифон, сплюнув сквозь зубы, этому он научился у блатного Коляя, пришедшего недавно из тюрьмы, произнес: «Ты, побывав в милиции со своим «поджигом», случаем не наложил в штаны, а теперь нас пугаешь? Не дрейфь, прорвёмся!»
И началось обсуждение, как испытать это оружие.
– Надо лафет соорудить, куда устанавливается это пушечное дуло.
Лафет сообразили быстро. В каждом дворике были козлы для распилки дров. Тут же из ближайшего дома, где жили двойняшки Генка и Гришка, притащили эти самые козлы, на них установили дуло и примотали его толстой проволокой. Оставалось немногое – найти порох и ядро, которое должно входить в ствол.
Неожиданно всем сразу в голову пришло правильное решение: «Ты, Капифон, нашёл, тебе и добывать порох!» А Капифон и не отнекивался, у него старший брат – охотник, и для него отсыпать из пачки жменю пороха всё равно, что плюнуть.
К вечеру установленная на козлах пушка, поблёскивая очищенной бронзой, была готова к испытанию. Всё по военной форме: порох засыпан в дуло, забит свернутый из бумаги уплотненный пыж, а затем вставлено ядро из подшипника, который пацаны колотили, наверное, часа два, пытаясь разбить, и всё же добились своего. Но стрелять в воздух неинтересно, интересно, когда в цель. А где её возьмешь, эту мишень?
– Я знаю, куда выстрелить, – подал голос самый тихий из нас Витька-очкарик.
Он обычно больше молчал, о чём-то думая, и никто не мог догадаться, о чём. Пацаны повернули головы на произнесённые слова молчуна.
– Куда? – вопрос был один у всех.
– А в туалет, – ответил он, – вон, «капифонов» туалет находится ближе всех – придётся меньше тащить пушку, это раз, а во-вторых, ботвы, видите, какая гора у них на огороде, сделаем из неё что-то вроде укрытия.
– Голова ты, очкарик!
От общей похвалы Витька даже покраснел.
Капифон начал было сопротивляться, что, как доходит до дела, всё он да он.
– Давайте в другой туалет стрелять, он всего-то на пятьдесят метров дальше.
– Чёткий аргумент! А ты один потащишь пушку эти пятьдесят метров?
– Конечно, нет, я не смогу её один протащить.
– Ну, вот и решили, что стрелять в твой туалет будем.
Всей оравой подхватили козлы с пушкой и протащили метров за тридцать до «капифонова» туалета. Установили, прицелились.
