Карл Клаузевиц: два века восприятия
За два достаточно бурных в военном отношении последних столетия фамилия «Клаузевиц» давно уже перекочевала в разряд имен едва ли не нарицательных, а это, наверное, лучше всего и подводит итоги его научной деятельности. Конечно, оттенков его славы достаточно много (ведь его именем называли казармы, газеты, улицы, корабли, институты…), а многие эпитеты далеко не бесспорны, но масштаб эффекта его трудов не осмеливался отрицать даже самый ярый из критиков и его самого, и проклинаемого по обе стороны Атлантики прусско-германского милитаризма. Вероятно, самым логичным следствием этого является то, что спустя существенное время после того, как военная угроза со стороны Германии после двух мировых войн стала безусловно неактуальной, отношение к, казалось бы, хорошо известному военному теоретику стало меняться. Настороженное и вместе с тем деловитое внимание к тезисам клаузевицевской военной теории, вызванное вполне практическими потребностями познания наиболее вероятного противника, сменилось в конце концов отношением к нему лишь как классику стратегической мысли, которому настала пора занять место в ряду политически нейтральных мудрецов прошлого, рядом с Сунь-цзы или по соседству с Макиавелли. Следующим шагом в этом направлении стали ссылки на клаузевицевские принципы и цитаты из него в руководствах по маркетингу и на бизнес-тренингах. Можно заметить, что за популяризацией всегда идет вульгаризация идей, но даже в таком случае последнее лучше, нежели полное их забвение.
Вероятно, почти любой, кто давал себе труд интересоваться военно-политическими темами, сможет сравнительно точно процитировать знаменитое: «Война – есть продолжение политики иными средствами», положив конец дискуссии этой многократно апробированной формулировкой. На основании этого стремления к восприятию Клаузевица вне его прежней славы, ранее безмерно преувеличиваемой, особенно в Германской империи и в Третьем рейхе, и была предпринята попытка издать не весь главный труд великого пруссака – весьма объемный и все же ориентированный на пристально интересующихся военной историей наполеоновской эпохи, – но только те его главы и части, что касаются не имеющих локального или специализированного содержания теоретических выкладок. Коротко говоря, насколько это возможно, в данной книге приводятся те фрагменты и главы, которые выискивает читатель, желающий теории, стратегических приемов и принципов, не сводимых исключительно к деталям военного дела, а потому вынужденный в полной версии нетерпеливо пролистывать длинные экскурсы в детали кампаний Бонапарта, мало что говорящие нашему современнику и названиями, и фамилиями, и тем более авторскими полунамеками.
Труды Клаузевица представляют собой чуть ли не уникальную попытку на основе актуального и пропитанного личным опытом политизированного материала создать сухой военно-исторический, рациональный и лишенный политической мифологии (насколько это вообще возможно) обзор. «О войне» представляет собой несомненно блестящий опыт аналитики текущих событий, (почти) лишенный магии имен и лозунгов, написанный без типичных ошибок и предубежденности очевидца. При этом Клаузевиц отнюдь не равнодушен, хотя впоследствии ему даже слишком многое приписывали – например, пристрастие к агрессии, хотя он значительно больше внимания уделял обороне. К сожалению, довольно часто при попытке описать заслуги прусского теоретика забывают указать, что он внес важнейший вклад в разъяснение современникам и потомкам того, что нет универсальных рецептов и неизменных «геометрических» правил, по которым гарантирована победа. Разумеется, такое способны понять далеко не все, в том числе и те, кто также полагали себя военными теоретиками. И тем не менее, достойные ученики нашлись: в знаменитой впоследствии формуле одного из создателей Германской империи Мольтке-старшего – «Стратегия есть система подпорок» – видится парафраз рассуждений Клаузевица.
Хочется надеяться, что Клаузевиц не покажется отечественному читателю менее удобным или понятным чтивом, нежели книги других классиков стратегии и геополитики. Основание к этому дает тот факт, что при всех неизбежных особенностях восприятия всякого немецкоязычного теоретического труда именно этот автор был России далеко не чужд, а история изучения его трудов в России восходит аж к 1836 г. Таким образом, внимание Петербурга трактат «О войне» привлек почти сразу же после его выхода в свет[1]. Любителям альтернативной истории вполне можно развлечь себя сюжетом, как бы сложилась военная история последних двух веков, в частности ход Первой мировой войны, проживи Клаузевиц чуть дольше, чтобы поспособствовать продвижению своей доктрины, или останься он на русской службе в 1814 г., или если бы ценивший его Николай I все же избрал в качестве главного авторитета для офицеров основанной им Академии Генерального штаба именно менее титулованного пруссака, защищавшего Россию в 1812 г. Но вместо Клаузевица выбор пал на небесспорного по личным своим качествам, да и по военным талантам швейцарца Жомини, перешедшего на службу к Александру I лишь из рвения к очередным званиям и наградам, да еще когда военная удача уже отвернулась от Наполеона, с которым этот честолюбец сполна испытал трагедию Великой армии. При всех достоинствах русского офицерства императорской армии нет никаких сомнений в том, что на стойкость его, боевой дух, инициативу и умение держаться в лихую для Отечества годину пример Клаузевица повлиял бы как никакой иной. Однако судьбе было угодно распорядиться так, что прусская военная мысль долгое время воспринималась через знаменитое «ди эрсте колонне марширт…» в «Войне и мире» Толстого, – а справедливости ради надо отметить, что при герое, произносящем эти фразы, Клаузевиц действительно состоял некоторое время. Политическое и стратегическое содержание трудов Клаузевица в нашей стране заставил пристально изучать лишь высоко ценивший его (вслед за Марксом и особенно Энгельсом) Ленин, но в совершенно иную эпоху. Дальнейшая же история восприятия клаузевицевской теории в Советском Союзе заслуживает отдельной монографии, впрочем уже упомянутой в сноске, так что к ней остается лишь перенаправить заинтересовавшихся. Что же касается биографий Клаузевица, то и их на русском языке отнюдь не много[2], а авторства русскоязычного писателя, по-видимому, до сих пор нет вовсе. Это притом, что, конечно же, недостатка в солидных исследованиях об этом деятеле на иностранных языках (и немецком, и английском и т. д.) нет, но в современных условиях нечасто решаются на перевод толстенных томов. Разумеется, есть большое количество статей, раскрывающих детали жизни и деятельности Клаузевица, особенно на службе России, но в монументальный труд они пока не вылились…
