Алексей Невзоров прогуливал своего кавказца, осторожно ступая и стараясь не упасть. В районе новостроек, находившемся на окраине Приреченска, поставили фонари, но они почему-то не работали. Площадки возле дома еще не привели в надлежащий вид, и ноги мужчины то и дело вязли в грязи, однако это его не беспокоило. Вселения в новую квартиру они с женой ждали, казалось, нереально долго. А теперь чудо произошло, и такая мелочь, как слякоть под ногами, не волновала. Строительная компания обещала заасфальтировать площадку перед домом и дорожки, ведущие к остановке.
Мужчина потянул за поводок, и Чарли послушно побежал за ним. Алексей вспомнил, что жена просила купить хлеба. Супермаркет находился недалеко, рукой подать, нужно было только миновать некое подобие сквера с березовой аллеей. Невзоров уже подходил к более цивилизованному кварталу, когда услышал странный скрежет. Ему показалось, кто-то открывал крышку канализационного люка. Потом раздался глухой стук, словно в люк сбросили тюк с чем-то тяжелым, а затем крышку водворили на место. Между белых стволов берез мелькнул темный силуэт.
«Кому и что понадобилось бросать в люк? – недовольно подумал Невзоров. – Если мусор, то рядом контейнеры. Совсем у кого-то поехала крыша».
Собака посмотрела на хозяина и гавкнула, потянув вправо. Невзоров бросил на нее недовольный взгляд:
– Чарли, ты что? Опять приспичило? Вроде сделал все собачьи дела.
Чарли его не слушал и упрямо натягивал поводок.
– Ну, чего ты хочешь?
Хозяин дал собаке свободу, и Чарли привел его к канализационному люку.
– А здесь тебе чего надо?
Кавказец сначала залаял, а потом начал подвывать и скрести лапами крышку. Она оказалась неплотно пригнанной. Видно, тот человек торопился и не успел ее приладить. Алексей уже собрался сдвинуть крышку, чтобы она встала на свое место.
– Ведь ноги кто-нибудь в темноте переломает, – вздохнул он. – И что за народ у нас такой безответственный?
Невзоров вцепился ладонями в края ледяной крышки. Поведение собаки его беспокоило. Чарли, казалось, хотел, чтобы его хозяин посмотрел вниз. Его тело покрылось холодным потом.
– Но там не может быть ничего страшного, – сказал он, успокаивая сам себя. – Ты ошибаешься, Чарли. Всего лишь какой-нибудь мусор.
Пес снова завыл.
– Черт с тобой. – Алексей сдвинул в сторону металлический круг и заглянул внутрь колодца. Свет луны упал на матовую поверхность полиэтиленового мешка. Угадывались ли в нем очертания тела или в этом был виноват страх?
– Все нормально, Чарли, – бросил Невзоров. – Действительно, кто-то перепутал люк с контейнером.
Он хотел снова поставить крышку на место, но Чарли метался рядом и скулил. Алексею стало страшно по-настоящему.
– Поход за хлебом отменяется, – принял он решение. – Пойдем звонить в полицию. Иначе ни я, ни ты не будем спать спокойно.
Павел Киселев, стройный темноволосый мужчина, майор полиции и начальник оперативного отдела, стоял в коридоре морга, нервно сжимая и разжимая кулаки. Судмедэксперт Станислав Михайлович Заболотный, низенький, полноватый, с вечно добродушной улыбкой на круглом лице, на этот раз не улыбался.
– Что скажешь о страшной находке? – поинтересовался Киселев. – Вот уж привалило счастье. Тут Кравченко каждый день насчет этого Пескарева мозги полощет, будь он неладен.
Заболотный развел руками:
– Ну что я скажу? Время смерти – не более суток. Думаю, позавчерашняя ночь. Погибшей лет тридцать – тридцать восемь. По состоянию внутренних органов можно сделать вывод: она не была ни пьяницей, ни наркоманкой. Рожала ребенка, думаю, более семи лет назад. Судя по волосяному покрову и цвету кожи, скорее всего, была блондинкой. Довольно высокого роста, думаю, около ста семидесяти пяти. Из особых примет только шрам возле пупка. Скорее всего, ножевое ранение.
Киселев щелкнул длинными пальцами:
– Тогда ее должны искать. Сейчас скажу Пете, чтобы перелопатил все сводки о пропавших без вести. Ты сказал вполне достаточно, чтобы установить ее личность.
– Рад, что смог хоть чем-нибудь тебе помочь.
Павел скривился:
– Ох, если бы ты еще и сказал, кто это сделал… Не дай бог в наших краях орудует маньяк. Ты представляешь, что тогда нас ожидает?
Станислав Михайлович вздохнул:
– Представляю, дорогой. Будем надеяться, сия чаша нас минует.
Поговорив с судмедэкспертом, Киселев направился в отдел. Один из самых молодых его подчиненных, рыжеволосый Петя Прохоров, читал какие-то документы. Увидев начальника, он попытался встать.
– Сиди уж, – махнул рукой Павел. – Сейчас тебе предстоит работа. Давай я тебе надиктую приметы нашей погибшей, а ты по ним постараешься установить личность. Ее убили меньше полутора суток назад. Женщина не алкоголичка и не наркоманка, по словам Михалыча, имеет ребенка. Во всяком случае, произвела его на свет. По моим расчетам, у нее должен быть муж и родители. Короче, я уверен, что ее ищут, понимаешь? Поднимай все сводки по пропавшим без вести.
Прохоров кивнул:
– Сейчас сделаю. Какие-нибудь особые приметы?
Павел сказал ему о шраме возле пупка, о возрасте и предположительном росте и цвете волос.
– Одну секунду, зайду в базу данных. – Петя застучал по клавиатуре. Несколько минут он внимательно изучал документы, потом удивленно фыркнул: – Знаете, похожей на нашу погибшую здесь нет даже близко.
– Смотри за последние годы, – Киселев цеплялся за соломинку.
Пальцы подчиненного снова пришли в движение.
– Есть пара высоких блондинок, однако возраст не подходит, да и шрама ни у одной не было. Нет, нашей жертвы здесь нет, товарищ майор.
Киселев обхватил руками голову и застонал.
– Маньяк, товарищ майор? – тихо поинтересовался Петя.
– Не знаю, – ответил Павел. – Тут странно другое.
– То, что ее никто не ищет? – догадался подчиненный.
– Вот именно. Если Заболотный не ошибся – а он, ты сам знаешь, никогда не ошибается, – то у нашей погибшей ребенок уже школьник. Даже если она одна его воспитывает, то соседи уже спохватились бы, – недоумевал Киселев.
Петя пожал плечами.
– Знаете, а если предположить, что в свое время она от него отказалась? – вставил он. – Вон сколько сейчас подобных случаев показывают по телевизору. Была молодая девчонка, залетела и, чтобы не навлечь на себя родительский гнев, отказалась от ребенка в роддоме.
– Это молодые девчонки, – не согласился Киселев, – а наша рожала уже ближе к тридцати годам, если не в тридцать. Я еще раз повторяю: она не была ни алкоголичкой, ни наркоманкой. Значит, осознавала все последствия, связанные с рождением ребенка. Молодые не думают о беременности, когда ложатся в постель. А наша, уверен, об этом подумала очень хорошо.
– А если она одиночка, сирота, много работает, а ребенок в интернате и забирает она его только на выходные? – Петя пытался найти всему хоть какое-то объяснение.
