Наша с Ленкой бабушка мечтала видеть кого-нибудь из нас врачом, который продолжил бы дело всей её жизни. Но ни я, ни Ленка не хотели идти в медицину – нас с детства тянуло к технике. Бабушка об этом знала и уважала наш выбор.
Поэтому она завещала передать свою рукопись тому из её потомков, кто всё-таки решит связать свою жизнь с медициной и выберет бабушкину специализацию.
Рукопись ребёнку надлежало вручить непременно в торжественной обстановке, сразу после окончания им медицинского института – таковы были традиции её семьи. Все её предки были врачами и своим детям в наследство они передавали именно свои дневники и научные труды. Вообще, наличие семейных реликвий было традицией её семьи уже в течение нескольких поколений. И нам не хотелось нарушать эту традицию.
Рукописью была толстая книга, вручную сшитая из тетрадей разной толщины или даже из отдельных листов. Они немного отличались по размеру, качеству бумаги и явно были написаны в разное время. Написаны они были вручную, аккуратным почерком: эта книга содержала результаты научных исследований и дневники, которые бабушка вела в течение почти всей своей профессиональной жизни. К рукописи прилагались несколько конвертов из грубой бумаги с рисунками и таблицами. На обложке была приклеена казённая этикетка с надписью:
«Кат. класс. "прочие", авт. проф. … Р.Ф., б/н, листов н/д, несекретно, разрешено домашнее хранение, возврату не подлежит. Аннотация: анализ генезиса психических расстройств античности и средневековья на основе открытых литературных источников. Зарегистрировано: журнал № 24/8539, рег. № 845, исп. Антонова Ю.С. дата ……».
Значительная часть рукописи была написана на латыни. Некоторые тетради были написаны по-русски и на других языках. С этой рукописью связана таинственная история, о которой я расскажу позже.
Ленка – это моя старшая сестра; она старше меня на год. Мы уже давно не молоды и для всех она не «Ленка», а Елена Владимировна, заслуженный и уважаемый в городе человек. У нас давно свои семьи, и у неё, и у меня – взрослые дочери.
Врачом стала Ленкина дочка – Алиса. И, хотя она выбрала другую специализацию, мы всё равно решили вручить ей эту бабушкину реликвию. Думаю, бабушка бы это одобрила: внешне Алиса была очень похожа на неё…
Для празднования все решили собраться поближе к истокам, – в бабушкиной квартире, где прошло наше с Ленкой детство, а сейчас живём мы с женой.
После торжеств все разошлись по комнатам, а мы с Ленкой ушли на кухню, долго болтали, вспоминали детство, юность… Потом решили посмотреть старые фотографии. Звать никого не стали – это очень личное.
Вот мама… бабушка… мы на диване…
Из отдельного конверта выскользнула небольшая пачка фотографий нашей дворовой ватаги – мальчишки, девчонки…
– Надо же! – воскликнула Ленка, – ни одной девчонки не помню.
– Да и не мудрено…
А вот и наша дворовая футбольная команда!
– Помню я этот день, – сказала Ленка, усмехнувшись, – это Сашкин отец пришёл с фотоаппаратом и решил нас всех сфотографировать.
– Да, я тоже помню, – ответил я. – А где тут сам Сашка-то?
– А вот ты со своей палкой на боевом посту! – перебила меня и засмеялась Ленка.
– Ага. Это Стас мне занятие придумал. Надо сказать – рассудительный и справедливый парень он был. Интересно, как у него жизнь сложилась – скорее всего, юристом стал?
– Не знаю.
– А помнишь – ты ему по морде дала?
– Помню, как же… Но это было за дело…
– Это точно.
Попалась фотография, на которой была изображена вся наша команда. Мальчишки стояли полукругом, положив руки на плечи соседей. С краю стоял я, с большой палкой в руках. В самом центре стоял симпатичный мальчик, поставив ногу на мяч.
Этот же мальчик был изображён ещё на одной фотографии, там он был один, и ракурс фото был покрупнее. На вид мальчишке лет десять-одиннадцать, он был в футбольных трусах и майке, в чёрной кепке, в гетрах, одна из которых была спущена до щиколотки. Мальчик был обут в футбольные бутсы. На руках у него были большие перчатки, а под мышкой – грязный футбольный мяч. На коленке красовалась ссадина. Он был вратарь и был сфотографирован на фоне футбольных ворот.
Увидев фотографию, Ленка вдруг расплакалась. И у меня сдавило горло.
С этим мальчиком было связано всё наше детство.
Не знаю, о чём сейчас думала Ленка, – кем он остался в её памяти. А для меня он в то время был и старшим братом, да и частью меня самого…
Отца своего мы не помним. Он пропал, когда мама забеременела Ленкой. Когда Ленка родилась, он ненадолго появился, а когда мама ещё раз забеременела, – на этот раз, мной, – отец пропал навсегда.
Мама пыталась его искать, но бабушка была гордой и сильно возражала против этих поисков. И мама, наконец, сдалась.
Соседки судачили, что он «завербовался на Север», да там и сгинул. «Такого шикарного мужика Галька упустила. Сама виновата, дура».
Меня они за глаза называли «наблядовышем». Когда я спросил у бабушки, что это значит, она сильно рассердилась и сказала, чтобы я не говорил ерунду. С соседками она потом «убедительно поговорила» и они прикусили языки.
Дедушку я помню плохо – он умер, когда мне было около четырёх лет. Ленка его помнит получше. Он был инженером в «почтовом ящике» и его ценили. Бабушка говорила, что карьеру он сделать не смог «по некоторым обстоятельствам», но зато дали эту квартиру.
Мы с Ленкой думали, что дедушка на работе делал почтовые ящики, и они у него получались хорошие. А эта самая «карьера» – у него никак не получалась. Лезть во взрослые разговоры у нас в семье не разрешалось: бабушка за это могла отчитать строгим голосом – в такие минуты мы её боялись.
Мама в то время была акушером и работала в нашей больнице на две ставки, по сменному графику. Из-за этого её часто не было дома. Когда она была уже в возрасте, она шутила:
– Я, наверное, полгорода на руках держала!
Бабушка тоже была врачом. У неё была редкая специальность – психиатр-сексопатолог. Она работала в клиническом институте, в котором лечили только «ответственных товарищей». Бабушка была остра на язык и имела непростой характер. Когда подружки её спрашивали, чем же она всё-таки занимается, она смеясь отшучивалась:
– Поднимаю члены руководящим членам!
Карьеру бабушка тоже не смогла сделать, и по тем же обстоятельствам, что и дедушка: чтобы сделать карьеру, надо было вступать в Партию, но ни дедушка, ни бабушка этого не хотели. Да и кто бы их туда принял – Августа Карловича и Розу Фердинандовну, поволжских немцев, к тому же, не скрывающих своей лютеранской веры.
Да, они были российскими немцами, потомками чуть ли не первых немцев на Руси.
Поэтому, и русский, и немецкий языки в нашей семье были одинаково родными. Мы с Ленкой не чувствовали границы между языками и часто говорили, как это называла бабушка, «по-тарабарски»: в одной фразе смешивали оба языка.
