Лондон, август 1830 года
Себастьян Конвэй, граф Ардхэллоу, достал из жилетного кармана часы, посмотрел на них и со вздохом вернул на место. В каждом его движении ощущались скука и усталость. Оказалось, что еще только полночь. «Господи, как же все это утомительно», – подумал Себастьян. Граф надеялся, что сегодняшний вечер будет более интересным и сможет его развеять. Ведь, как говорили в светском кругу, в этом доме проводились самые свободные, даже разнузданные вечеринки во всем Лондоне.
В связи с недавней смертью короля Георга IV многие светские вечера отменили. Это был первый большой бал за долгое время. «Впрочем, вечеринка может еще разгореться», – с надеждой подумал Себастьян, оглядев собравшихся гостей. Было еще довольно рано, и потому гости вели себя чинно и вполне благопристойно, по крайней мере здесь, в главной гостиной. Дамы, облаченные в модные, донельзя открытые платья, обсуждали последние светские сплетни, с интересом поглядывая на джентльменов. Большинство из них были замужем. От мужей этих дам не могло укрыться их кокетство, направленное отнюдь не на своих законных супругов, а на посторонних мужчин. И потому те считали, что тоже имеют право на легкий флирт или даже небольшой роман.
Себастьян перевел взгляд на джентльменов. Они стояли в другом конце гостиной, потягивали кларет и смотрели на объекты своего мимолетного увлечения, словно охотники на дичь. Воздух, насыщенный флюидами вожделения, казалось, потрескивал от напряжения. Впрочем, это была самая обычная, даже заурядная вечеринка. На подобных приемах Себастьян бывал множество раз, и они успели ему наскучить. Он покинул гостиную, так как все, что там происходило, совершенно его не заинтересовало.
В соседней комнате расположились те, кто не опасался рисковать состоянием. Джентльмены, разгоряченные алкоголем, играли в карты. Себастьян не любил азартных игр, и это зрелище также оставило его равнодушным. Он направился в комнату, слухи о которой давно возбуждали его любопытство.
В покоях за тяжелыми восточными занавесями, устланными персидскими коврами, царил полумрак, в воздухе витал удушливый, сладкий запах опиума. На турецких диванах среди бархатных и шелковых подушек возлежали любители опиума. Одни из них пребывали в объятиях сладостных грез, вызванных наркотическим опьянением, другие, охваченные темным бесчувствием, крепко сжимали в зубах трубки и сосредоточенно смотрели в одну точку. Путешествуя по свету, Себастьян не раз бывал в подобных местах. В Константинополе ему доводилось курить опиум, о чем он вспоминал не без удовольствия. Видения были очень чувственными и причудливо переплетались с тем, что ему довелось испытать в гареме, куда он направился после.
Себастьян слышал, что иным курильщикам под воздействием опиума снились жуткие, леденящие душу кошмары, после которых они просыпались в холодном поту. Себастьяну же повезло. От опиума у него не было ни кошмаров, ни безобразных и абсурдных галлюцинаций. И потому сегодня ночью он решил покурить опиум. Возможно, под действием наркотика прелести одной из красавиц, из тех, что в гостиной так неприкрыто демонстрировали заинтересованность, покажутся ему еще заманчивее.
Услышав недовольный голос одного из лежавших на диване, Себастьян вспомнил, что забыл закрыть за собой дверь. Он вернулся и тихо затворил ее. Прислонившись к стене, отделанной дубовыми панелями, Себастьян оглядел комнату. В центре на низком столике он увидел различные предметы, необходимые для погружения в страну опиумных грез: бамбуковые курительные трубки, чашки, скребки, совки и многое другое. В этом маленьком кабинете стояло несколько шкафов. Вероятно, в них и хранился опиум. Хозяином этого кабинета был скандально известный несостоявшийся поэт Аугустус Сент-Джон Марне. Недавно он женился на богатой наследнице. Должно быть, это она оплачивала его увлечение. Опиум стоил немалых денег. Тем более что поэт не только сам употреблял его, но и щедро угощал им своих друзей.
В этот момент поэт вошел в комнату и рассеянно помахал Себастьяну рукой. Сент-Джон Марне был похож на призрака. Ходили слухи, что, когда поэт был молод, женщины теряли голову от его красоты и затаив дыхание слушали стихи, которые он написал. Некоторые из присутствующих мужчин были знакомы Себастьяну. Кого-то из них он знал с юности, а кого-то встречал всего пару раз в свете. Все они были богатыми и знатными господами, вели праздную жизнь, полную разврата и запретных удовольствий. Они выглядели гораздо старше своих лет и успели устать от жизни, притом что большинство из них были ровесниками Себастьяна.
Эта мысль отрезвила Себастьяна. Он испытал отвращение и к этой комнате и к людям, собравшимся здесь. Ему совершенно расхотелось курить опиум, и он направился к двери. Но тут его внимание привлекло нечто такое, отчего по спине пробежал холодок. Длинная прядь волос, свисающая с диванной подушки. Она была слишком длинной, чтобы принадлежать мужчине. Но разве женщины посещают подобные места? Волосы цвета полированной меди… Себастьяна поразила ужасная догадка. Сердце его похолодело. Он знал только одну женщину с таким цветом волос. Но как она могла оказаться в подобном месте?
Женщина неподвижно лежала, отвернувшись к стене. Она была укрыта пледом с яркой вышивкой, и лица ее Себастьян не видел. «Наверное, это все-таки не она», – подумал граф. А с другой стороны, если и она, Себастьяну не должно быть до этого никакого дела, ведь он поклялся никогда не иметь с ней ничего общего. Даже если она решила пуститься во все тяжкие и курить опиум до бесчувствия, его это не касается.
Себастьян понимал, что самым благоразумным выходом из данной ситуации будет повернуться и уйти. Но под влиянием внезапного чувства он подошел к дивану, на котором лежала женщина. Сердце его готово было выпрыгнуть из груди. Себастьяна прошиб холодный пот. Неужели это все-таки она? Себастьян не мог и не хотел в это поверить. Нужно уйти отсюда как можно скорее. Но все же он решил удостовериться, что незнакомка, лежащая на диване в беспамятстве, не имеет ничего общего с той медноволосой красавицей, которую он знал. Он склонился над женщиной и откинул плед, которым она была укрыта. Она никак на это не отреагировала и продолжала крепко спать. Себастьян выругался. Он был слишком потрясен и не смог сдержать чувств. Он узнал ее, хотя она очень изменилась со времени последней встречи. Его поразила болезненная бледность женщины и страшная худоба. Ярко-зеленое платье висело на ней, как мешок. Тело было худым и бесплотным. Если бы не синеватая жилка, бившаяся под тонкой, почти прозрачной кожей ее виска, Себастьян решил бы, что она мертва. Он опять выругался. Глаза ее оставались закрыты. Медные пряди волос слиплись от пота. Он коснулся ее руки. Она тоже была влажной. Ее когда-то такая восхитительная молочно-белая кожа теперь была пепельно-серой. Скулы женщины заострились. На щеках играл лихорадочный румянец. Ее прекрасные чувственные губы, на которых когда-то играла восхитительная улыбка, способная свести его с ума, теперь были искажены невыразимой мукой. Хотя она крепко спала, веки ее подрагивали. Внезапно она схватила его за руку, крепко сжала и застонала. Наверное, под воздействием опиума ей снился кошмар. Внешность этой женщины всегда отражала ее настроение. Иногда она выглядела холодной и неприступной. Иногда – простой и немного легкомысленной. Теперь же она выглядела страшно и даже отталкивающе. Она напоминала живой труп.
