Просящему у тебя дай…
Матф. 5, 42
Просил, так кланялся, а упросил, так бросил.
Поговорка
Куплет первый
Он был очень гордый красавец
И нищих всегда презирал.
Однажды он нищего встретил
И брата родного узнал.
За неделю Крахоборов сделал все, что было нужно в городе Саратове, и вот спускался по одной из лестниц к набережной – постоять над водой. На одном из поворотов лестницы, в углу, сидел грязный и оборванный нищий. В картузе – скомканная денежная бумажка и металлическая мелочь.
– Плохо подают, отец? – спросил Крахоборов, останавливаясь и закуривая.
– Такие, как ты, плохо. Больно богатые.
– Я не больно богат, я богат не больно, – возразил Крахоборов. И ему захотелось кинуть в картуз крупную купюру. На счастье этому убогому, да и себе. И он кинул бы, но нищий вдруг сказал:
– А у меня день рожденья сегодня!
– И сколько тебе?
– Сорок три! – заулыбался нищий черными обломками зубов. Всякая информация о своей личности для него всегда была смешной и удивительной. Когда о других, ничего особенного: ну, сорок три года человеку, бывает. А о себе как-то странно: сорок три, надо же, сколько на свете прожил и еще жив!
– Не врешь?
– Сорок три! Ровно четвертого мая! – сердито сказал нищий. Он не любил, когда ему не верили, если он говорил правду. Если он врал, а ему не верили, он тоже не любил, но сердился в таких случаях грозно, артистично. Сейчас же осерчал от души, поэтому даже как-то ненатурально. Но Крахоборов был знаток людей. Он поверил.
– Мне тоже сорок три!
– Ну и хорошо, – покладисто и равнодушно сказал нищий.
– Правда, только летом исполнится. Почти ровесники.
Крахоборов посмотрел на часы. До вечера далеко. До завтра, до отъезда, еще дальше.
– Вставай-ка, – сказал он нищему.
Нищий встал.
– Подошел бы в форме, – проворчал он. – А то идет в штатском, пойми его. Чего тебе с меня взять? Меня все знают, никто не трогает. Ты новый, что ль?
– Молчи, отец. Поедем отмечать твой день рождения. Взгляни вокруг. Весна, зелень, солнце, женщины, тебе всего сорок три, Вася.
– Юрий, – поправил нищий. – Как Гагарин.
– А фамилия не Гагарин?
– Фамилия в паспорте, – нищий полез за пазуху.
– Уволь, брат, – отгородился руками Крахоборов.
– Самощенко моя фамилия, – представился нищий, все держа руку в кармане и готовый подтвердить устное свое сообщение письменным документом.
– Ладно, Самощенко, ладно, Юрий. Стой тут.
Крахоборов поймал такси, усадил нищего, тот вяло упирался, будучи с утра, не похмелившись, слаб. Таксист недовольно морщился и воротил нос, Крахоборов приказал ему:
– В гостиницу «Словакия».
– Зачем? – спросил Юрий.
– Я там живу. И там, в ресторане, отметим твой день рождения.
– Стой, – сказал Юрий таксисту. Тот, впрочем, пока и не трогался с места.
– Если богатый, дай сколько-нибудь, – сказал Юрий. – На хрена мне в ресторан? А?
– Поехали, – сказал Крахоборов.
Куплет второй
И тут же заплакали оба,
Родимую вспомнили мать.
Не буду тебя я, братишка,
Теперь никуда отпускать.
Официант давно здесь работал, ко всему привык и был спокоен.
– Слушаю, – сказал он, одинаково глядя на Крахоборова и нищего. А верней, меж ними, в пространство.
– Коньяк армянский, хороший армянский, советский, у вас есть, я знаю, фрукты, зелень, сыр, черный хлеб, мягкое, но свежее масло, свежее масло, слышите меня?
– Слышу.
– Ну, ему мяса с картошкой, побольше. Мне… плоховато у вас готовят, однако…
– Как умеют.
– Мне… А давай тоже мяса, но хорошего давай, и картошку давай горочкой, желтенькую, пюре…
– И селедки, – произнес вдруг Юрий.
– И селедки, – согласился Крахоборов.
Оба с нетерпением ждали заказа. Крахоборову уже стало скучно, Юрий же вдруг почуял свою вонь и увидел свою рвань. Ему хотелось побыстрей пожрать и выпить на деньги этого психа и смыться.
«А не фокус ли тут? – вдруг осенило Юрия. – Ага! Ага!» Много он слышал, а такого не приходилось, но догадался, не подвел жизненный опыт, не подвел природный ум! Все очень просто. Человек одевается в единственный свой приличный костюм. Подбирает нищего и ведет в ресторан. Пьют, жрут. Официант уверен, что платить будет красавчик в костюме. А тот удалится в сортир – и нет его. Официант же, естественно, бьет нищего и сдает в милицию.
– Е-два, е-четыре! – ехидно сказал Юрий. – Сицилианская защита! Эта комбинация нам известна. Двое кушают, потом один уходит, а второй грустит. Счастливо оставаться. Я грустить не люблю.
И приподнялся.
– Дурак, – сказал Крахоборов, мигом понявший мысли Юрия. И вынул бумажник, и показал деньги.
Юрий успокоился.
Ели молча. Юрий сразу же махнул стакан коньяку, закусил слегка, чтоб не подавить хмель. Закурил было вонючую свою «Приму», но Крахоборов вынул у него ее изо рта, раздавил в пепельнице, предложил свои.
– Не курю такие, – сказал Юрий. – Пойду тогда на свежий воздух, если тебе не нравится.
План его был прост: выйти – и быстренько обратно, на лестницу, в насиженное место. Он любил распорядок. Вот он выпил, поправился, теперь надо до обеда посидеть, собирая на дальнейшую выпивку, потом он пойдет в свою комнатку, поспит там, потом опять на свое место, соберет опять на выпивку, выпьет еще и еще, к вечеру, размягченный и расслабленный, отработав, побредет домой, потому что ложится он рано, часов в восемь, и спит беспробудно до позднего утра, он любит спать и считает сон главным условием здоровья: ведь если бы не ежедневные двенадцать – четырнадцать часов сна при ежедневном питье, то давно бы он загнулся.
– Кури, не хуже твоих. Что, отвык от цивилизации? На свое место хочется? – спросил Крахоборов.
Юрий, ладно, закурил и свободно ответил:
– Может, и хочется. Тебе-то что?
– Мне-то?
Крахоборов задумался. Засмотрелся на Юрия, а тот, прекрасно понимая, что для внимательного взгляда его фигура ничего привлекательного представлять не может, тем не менее откровенно показывал себя: развалился, откинулся, ногу даже на ногу задрал, отчего встопорщилась лишенная пуговиц и молнии ширинка.
– Ох и страшен ты, брат! – сказал, налюбовавшись, Крахоборов.
– Уж какой есть, – улыбнулся Юрий.
– Ты мой брат, – сказал вдруг Крахоборов. – Мы потерялись, а теперь нашлись.
Юрий поперхнулся дымом.
– Ты мне не надо! У меня братьев не было! И сестер тоже! И отца!
– И матери! – добавил Крахоборов.
– Мать была, не надо мне! Была, но померла от…
– Это неважно, – перебил его Крахоборов. – Была ли, не была ли, главное – я твой брат, и мы нашли друг друга. Ты мой старший брат. Я обязан тебя уважать. Я обязан отплатить тебе за то, что ты защищал меня, маленького, от хулиганов.
Юрий глядел в сторону, ему стало не по себе.
– Ты выпей, – сказал ему Крахоборов. – За встречу, брат!
Юрий выпил. Крахоборов улыбался. Юрию это не нравилось. Но он привык подыгрывать людям. И сказал:
