Она пристегнула страховочный трос и еще раз проверила, все ли в порядке. Эта привычка – несколько раз убедиться в том, что все сделано по правилам и спуск будет безопасным, – въелась в плоть и кровь. Мозг фиксировал надежность креплений и карабинов автоматически, на это даже отвлекаться не приходилось. Яна и не отвлекалась.
Сейчас она думала о том, что уже весна. Снег практически совсем сошел, оставив грязные, будто изъеденные прожорливым жучком ноздреватые кучки, конфузливо съежившиеся на уже теплом, хотя еще и не обнаглевшем солнце. Листвы еще не было, да и глупо ее ждать в середине апреля-то, но деревья уже были готовы явить ее миру. Почки набухли, как губы женщины на позднем сроке беременности. Вокруг них даже появилась какая-то робкая, больше похожая на фантастическое марево легкая зелень. С высоты крыши Яне было особенно хорошо видно, как она накрывает город тончайшей, заметной только самому внимательному глазу кисеей.
– Готова? – спросил ее Илья.
– Готова. – Она шагнула к краю крыши и легко скользнула вниз по туго натянутой веревке. Илья держал ее на совесть, да и закреплена веревка была прочно, не оборвется.
Тяжесть собственного тела, как всегда в свободном падении, на долю секунды удивила и тут же сменилась всепоглощающим восторгом. Вот только ради этого чувства Яна и занималась роупджампингом. Мама не понимала ее увлечения. Впрочем, мама практически ничего не понимала в ее жизни.
Мимо глаз проскальзывали окна. Они отражались в Яниных зрачках, как сама она отражалась в стеклах. Мимолетно, несерьезно, на миг, не более. Веревка спружинила, и Яна с огорчением поняла, что достигла цели своего короткого путешествия. До земли было не более метра. Можно было подождать, пока Илья потравит веревку, чтобы опустить ее на газон, а можно было отцепить карабины, держащие основной и страховочный тросы, и спрыгнуть вниз самой. Так Яна и сделала, неожиданно оказавшись нос к носу с нелепым мужчиной средних лет, держащим на поводке разлапистого, тоже чуть нелепого щенка.
Щенок при ее появлении с размаху сел на попу, а мужик, наоборот, чуть подпрыгнул, видимо, от неожиданности. На нем была клетчатая красно-зеленая кепка, делающая его похожим на клоуна Олега Попова, замшевая коричневая куртка, застегнутая на все пуговицы, зеленое кашемировое кашне и очки на довольно крупном, чуть вздернутом носу. Из-под кепки во все стороны торчала буйная шевелюра, тоже точь-в‐точь как у Олега Попова. Только красных кругляшков на щеках не хватало для завершения образа, да еще клоунского носа на резиночке.
– Вы что? Вы откуда тут? – спросил «Олег Попов» и даже голову задрал, чтобы посмотреть наверх. Там была только нескончаемая синь весеннего неба, с которого, по его разумению, никак не могла появиться странная девица в цветастом непромокаемом комбинезоне и каске на голове. – Вы строитель или домушница? Вы что, из окна выпали?
– Нет, с крыши спрыгнула, – честно призналась Яна. – Мы – роупджамперы, к соревнованиям готовимся.
– Роуп… кто?
– Джамперы. – Яна решила по возможности быть вежливой. Ссориться с жильцами, а судя по собаке, мужик жил именно в этом доме, ей не хотелось. Их право тренироваться именно здесь руководство клуба отстаивало несколько месяцев. Дом был подходящим – высотным, с глухой торцовой стеной, на которой они сделали стальные скобы для подъема и натянули трос. Конечно, via ferrata[1] получилась так себе, очень условная, но тренироваться где-то было надо. Все лучше, чем ничего. – У нашего клуба договор с вашим ТСЖ. Председатель не против, что мы тут тренируемся. У нас соревнования, кстати, скоро, – неизвестно зачем добавила она. Мужик пожал плечами и смешно почесал свой крупный нос.
– Да прыгайте, на здоровье. Кто ж вам мешает, – пробормотал он. – Кто как с ума сходит, Штефан, пойдем.
Щенок вопросительно посмотрел на хозяина, потом на Яну, неохотно поднялся и гордо понес себя к тротуару.
– Я ему его дела сделать не дала, – запоздало поняла Яна. Они для этого на клумбу залезли, а тут я, как снег на голову. – А это какая порода? – спросила она скорее из неудобства, чем из искреннего интереса.
– Акита-ину, – не оборачиваясь, ответил «Олег Попов». – Фильм про Хатико видели?
Фильм про Хатико Яна видела. Обрыдалась вся. Но то, что независимо цокающая лапами уже по асфальту собака ни при каком приближении не может считаться акита-ину, она видела прекрасно.
– А вы уверены? – вырвалось у нее. – Ну, что это акита-ину?
– Конечно, уверен, – мужчина высокомерно пожал плечами. – Я, правда, на выставки ходить не собираюсь, поэтому купил его без родословной. Так гораздо дешевле, но собака, несомненно, породистая. Я видел ее маму, когда ходил забирать Штефана.
– А вы охотой увлекаетесь?
– Почему? – на лице повернувшегося мужика было написано такое изумление, что Яна даже рассмеялась.
– Потому что акита-ину – это охотничья собака. Японцы, которые вывели эту породу, называли таких собак матаги кэн – собака для охоты на крупного зверя. Ну, кабан там, или олень, или медведь.
– Господи боже ты мой, девушка, какой медведь, – мужчина даже засмеялся от такого нелепого предположения. – Ни на какую охоту я не хожу. Я профессор, литературу преподаю в нашем университете. А собака… Порода нынче модная. В квартире содержать можно. Ухода особого не требует. Два раза в неделю вычесал, и все. Вот и выбрал. И правильно сделал. Отличная оказалась собака. Да, Штефан?
Услышав свое имя, пес усиленно завилял хвостом, поднял морду и преданно посмотрел на хозяина.
– Не хочу вас расстраивать, но у вас дворняжка, – мягко сказала Яна. – Вас обманули.
– То есть как? – «Олег Попов» ошарашенно смотрел на нее. – Что вы глупости говорите? Откуда вы можете это знать?
– Янка, ты идешь? – с крыши свесилась голова Ильи, практически неразличимая снизу. – У нас еще три прыжка по плану.
– Иду, – заорала она. – Да просто все, – она снова повернулась к хозяину и его собаке, – я ветеринар. В собаках разбираюсь. А акита-ину моя лучшая подруга разводит, так что про них я знаю вообще все. Для акита-ину допускаются только три окраса: рыжий с белым уражиро, тигровый с белым уражиро и белый без единого пятнышка.
– Что такое уражиро?
– Внутренние поверхности лап, груди и маски морды. У вас пес рыжий, маска у него белая, а грудь и лапы – черные. Такого быть не может, если собака породистая.
– Когда я его брал, у него лапки тоже рыжие были, – сообщил мужчина растерянно. – А потом потемнели. Я думал, такое возможно.
– Возможно. Если вашего щенка перед продажей покрасили. А потом краска смылась. Вы же лапы ему после прогулки моете?
– Как покрасили? – голос мужика вообще упал до шепота.
