Семен Липкин - Очевидец: Избранные стихотворения

Название:	Очевидец: Избранные стихотворения
Автор:	Семен Липкин
Жанр:	Современная проза
Серии:	Нет данных
ISBN:	Нет данных
Год:	2008

О чем книга "Очевидец: Избранные стихотворения"

Он общался с Заболоцким и Мандельштамом, Ахматовой и Багрицким. Иосиф Бродский, подготовив и выпустив в издательстве «Ардис» стихи Семена Липкина, назвал его замечательным поэтом, Лев Лосев – поэтом высокого класса. С 1931-го поэзия С. И. Липкина (1911–2003) была сослана советской цензурой в так называемый «нижний ящик письменного стола», после войны Липкин-переводчик был заклеймен как пропагандист «байско-феодальных эпосов», и лишь в 56-м Твардовский впервые опубликовал стихи Липкина в «Новом мире». В 79-м поэт участвовал в неподцензурном альманахе «Метрополь» и вместе с Инной Лиснянской вышел из Союза писателей СССР. В числе его многочисленных наград – премия А.Д. Сахарова «За мужество в литературе» и Пушкинская премия фонда А. Тепфера. В книгу вошли стихотворения (в том числе не публиковавшиеся при жизни) и поэмы.

Бесплатно читать онлайн Очевидец: Избранные стихотворения

Воля

* * *

Редеют годы, как кустарник,

И только слов незыблем строй.

Не Лжедимитрий – лжеударник

Парил когда-то над Москвой.

Он не шептал Марине Мнишек:

– О Делия, о божество!

Лишь пестрота заборных книжек

Бесила по ночам его.

И в час, когда закон падений

Задуман был на небеси,

Он ждал, как тень, грядущей тени,

Грядущей смуты на Руси.

1931

Горожанин

Я приехал в деревню.

Это было в июле.

Постучался в харчевню:

– Что вы, черти, заснули!

Отпирает хозяйка,

Злая, заспаны груди,

Полосатая майка, —

Не видали бы люди.

Вот лежу на диване.

Пьют вино молдаване.

Все бабайки да плутни…

Но откуда здесь лютни?

Но откуда здесь флейты?

Но цимбалы откуда?

Не пойму, хоть убей ты,

Деревенского чуда!

То незримые твари

Заиграли на воле —

На тревожной гитаре,

На протяжной виоле.

Кто вызванивал рани

Звуки песен забытых?

Я не знал их названий,

Этих тварей сокрытых,

Вечно стройно-звенящих,

Вечно тайно-манящих,

Но понявших ту низость,

Что несёт наша близость.

1931. Овидиополъ

Пасмурный день

Здравствуй! С розой сравню тебя, скряга,

С розою сумерек,

И чем больше червей, слаще влага.

Зажмурившись, пьём.

Ты запрятал зарю, что сожжёт

Изнутри тебя!

Пожалей меня: сколько щедрот

Ты таишь, скопидом!

Здравствуй, пасмурный день! Ты похож

На слепую красавицу

Обручённый со смертью, – цветёшь,

Умираешь – в цвету.

За туманом твоим, говорят,

Города-диаманты…

Здравствуй, пасмурный день, будь мне брат,

Позови, я приду.

1933

Одесса, 1920

Там, где город и море

Обнищали с войной,

Там, где дымные зори

Гаснут в балке степной,

Снова, с насыпью рядом,

Жёсткой зелени брат,

Длинным Дюковским садом

Загорелся закат.

Смотрит житель предместья:

Что теперь его ждёт?

Это весть иль предвестье

Небывалых свобод?

Что сулят ему власти —

И не только ему?

Снова конные части

Скачут к морю в дыму.

Оробевших молочниц

Одноколки – в пыли,

И кошёлки цветочниц

Появились вдали.

1934

Колея

Эта прелесть мира —

Звон лесного клира,

Ветр, бредущий сиро

Путаной колеёй,

Хрустом подстерегает,

Мокрой листвой пугает,

Оторопью мигает,

Глухо гудит землёй.

Выпрямись, кривое!

Выявись, дурное!

Отзовись, глухое,

Не ходи за мной!

1935. Чернореченск

* * *

Я нетрудной не дал дани

Городским садам,

Невзлюбил гостеприимной

Зелени кладбищ.

В городе воспоминаний

Мёртвом, но родном,

Мне над морем отблеск дымный

Душу не томил.

Итальянской синей лавой

Вымощенный путь…

Есть такие переулки,

Город есть такой.

Утицы с дурною славой,

Площадь, где при мне

И таинственный, и гулкий

Умирал базар.

Но так долго был неистов

Зазывной язык,

Пели брички колонистов

И стонал слепой,

Цех развешивал игольный

Пёстрый свой товар,

И сортир восьмиугольный

Посреди стоял.

Ты в горах пробил дороги,

Влагу дал земле,

Ты в бетон одел пороги, —

Так скажи, зачем

Сердце бьётся птицей вольной,

Чуть узнал опять

Этот смрад восьмиугольный,

Площадь, рундуки?

Есть печальные прогулки,

Кто их не знавал,

В песнях отзвук есть лукавый,

Будто жизнь сама.

Есть такие переулки,

Город есть такой,

Итальянской синей лавой

Вымощенный путь…

1935

* * *

Я запах осени вдыхаю,

В её вникаю вечера

И с наслажденьем замечаю,

Что жить пришла моя пора.

Вот жизни альфа и омега —

И оторопь берёт меня:

Бегу, но это призрак бега,

Горю – то видимость огня.

1933

Мертвец

Не скрипи, моя кровать,

Вместе с окриком протяжным:

О, как тяжко, тяжко спать

В доме десятиэтажном!

Разве в памяти живёт

Окон бедное убранство,

И петровских дней завод,

И пернатых постоянство,

И далёкий шум колёс,

Доходящий до удушья.

И машины песнь пастушья

Разве трогает до слёз?

Смерть-старуха, здесь не жди

Ни любви, ни просветленья:

Злость в обугленной груди,

Неземная ярость тленья.

Я хочу ещё кричать,

В упоении, как дети,

Крылья звуков обрывать…

1933

Засуха

Всё приму: приморские угодья

И судов купеческую спесь,

Но какому богу плодородья

Элеватор мы воздвигли здесь?

Ибо кони узнают на воле,

Сквозь сиянье, ворона полёт,

Ибо словно перекати-поле —

Пламя в поле, ибо дождь не льёт…

Верь, мой город: скоро ливни хлынут.

Жарких дней не бойся: всё прошло,

И теперь не страшно, что раздвинут

Свод небес, вокруг светлым-светло,

И, пыльцой изрытый, столп низринут

В каждое оконное стекло.

1933

Перед бурей

Есть рассвета пора,

Не воспетая музою,

И в такие утра

Море пахнет медузою.

В синеве высоты,

Из-за лёгкого облака,

Выступают черты

Неподвижного облика.

Лоб высок, мысль чиста…

Как поверить заранее,

Что стучится в уста

Черной бури дыхание!

1933

Мать-земля

Там, где складки буераков

Старят землю, мать мою,

Там увидел я семью

Фебролитовых бараков.

Это глиняная сеть

Синих рахитичных жилок

И безволие опилок,

Осуждённых каменеть.

О, что может быть скучней

Наготы жилых строений

И бесстыдных откровений

Неестественных камней!

И тогда подумал я:

Почему же та, другая,

Та уродина, земля,

Нас не мучает, нагая.

Отгнивающие пни.

Лопающиеся вздутья,

В глину втоптанные прутья,

О, как нас влекут они!

И недаром детвора

С упоением глядела

На родительницы тело,

Стоя посреди двора.

Всю бы жизнь впиваться в эти

Дорогие нам черты

И священной наготы

Не прикрыть, как Ноя дети.

1936

Судный день

Давайте соберёмся в молчании ночном,

Сумерничать спокойно, товарищи, начнём.

Расспросы, укоризны… Что нужды нам в словах?

Сама подпочва жизни откроется впотьмах.

Всё вспомним, всё обсудим, слова нам не нужны,

Давно друг друга знаем, давно погребены.

И прежняя отрада вольётся в грудь мою,

Очнуться сердце радо совсем в другом краю.

Вот ласточка взметнулась, летя из света в тень,

И ясен мир, как в детстве, в Одессе, в Судный День.

1936

Завод в лесу

Был берег окских вод

В глухой тоске: воочью

Увидеть небосвод

Сияющий Приочью

Всем блеском синевы, —

Не мог он: грустный жребий!

За решетом листвы

Что ведал он о небе?

Но по стволам топор

Ударил. Зверем прянул,

Назад подавшись, бор.

А берег наверх глянул:

Вот небо. Нет ни звёзд,

Ни тучек беззаботных:

Огромный лисий хвост

Из окислов азотных!

А рядом, на земле,

Вдруг появились вехи

И светятся во мгле

Таинственные цехи.

И лес вокруг себя

Угрюмо землю смерил,

Вздохнул, уже любя,

И принял. И поверил.

И птиц приветил вновь,

Не споря с комбинатом:

Он и к нему любовь

Сумел внушить пернатым,

И чувствует народ

В напевах соловьиных

Дыхание кислот

Ужасных и невинных.

1936. Чернореченск

В толпе

Здесь, в городе большом,

Где жизнь бежит широко,

Но, как в краю глухом,

Мертва и одинока,

В торговый, шумный час,

В толпе, за разговором,

Что наполняет нас

Житейским, дельным вздором,

Сверкнула мне гроза

Любви моей незрячей,

И я узнал глаза

Под влагою горячей.

Прошли передо мной

Восторги, неудачи.

Гражданскою войной

Разрушенные дачи,

Свиданье, тёмный двор

Среди полуразвалин,

Я снова то хитёр,

То злобен, то печален.

Далёкий от всего,

Под блеском звёзд бездомных

Не вижу ничего

Я, кроме глаз огромных,

Слезами полных глаз,

Горящих верой зыбкой,

Где всё же сбереглась

Улыбка – не улыбка…

И вдруг открылось мне,

Что не сломить ей козней,

Что дело не во мне,

Что дело посерьёзней,

А звёзды, ночь, обрыв

И знать не знали горя,

Следующая страница

С этой книгой читают

Приключения Анны и Грейс

Неустановленный автор

Эротика Викторианской эпохиЛучшие образцы эротических произведений Викторианской эпохи – анонимные`Приключения Анны и Грейс`

Читать

Рандиана, или Похотиада

Неустановленный автор

Эротика Викторианской эпохиЛучшие образцы эротических произведений Викторианской эпохи – анонимная`РАНДИАНА, ИЛИ ПОХОТИАДА`

Читать

Древний. Предыстория. Книга седьмая. Опасная фаза

Сергей Тармашев

Со времён Второй Ассы прошло триста пятьдесят тысяч лет. Память у Тёмных коротка, поэтому в ближайших к Рубежу системах о Всеобщей войне ещё помнят, но уже не верят, а вдали от него конфликт и вовсе воспринимается как древняя суеверная страшилка.Тем временем в системе Ярило продолжается уникальный Эксперимент, и в нём наступает самая опасная фаза. Вот уже две с половиной тысячи лет миры системы находятся в пространстве низких энергий. Пока что вр

Читать

Какие большие зубки

Роуз Сабо

Много лет назад суровая бабушка Персефона Заррин отправила свою внучку Элеанор в школу для девочек. Письма, которые юная Элеанор писала родным, всегда оставались без ответа, однако после ужасного происшествия в школе она вынуждена вернуться в единственное место, которое считает безопасным, – домой. Но родные не только не рады ее видеть, кажется, они готовы ее съесть. В прямом смысле этого слова.Оказавшись в безвыходной ситуации, юная Элеанор пыта

Читать