В «Глобал-индастри» четверг был подобен взрыву на солнце.
Зашивались сметчики, закрывая подряды, в кабинете главного инженера стоял ор, сопровождающийся выбросами протуберанцев, а под дверью, вжавшись в кресла, ждали очереди зашуганные подрядчики.
Сама не своя, Ксения пронеслась под камерой наружного наблюдения, когда минутная стрелка, вздрогнув, прыгнула на девятку и проглотила ее.
Менеджеры были в сборе, каждый уже деловито отстукивал что-то на клавиатуре, только лупоглазенькая, прозрачная, как папирус, Танечка встретила начальницу испуганным взглядом:
– Ксения Глебовна, вас спрашивал Мишустин, – громким шепотом сообщила она. Перед главным Танечка по неведомой причине цепенела.
Ксения кивнула и шмыгнула в «аквариум», как называли свои просвечивающиеся кабинеты «глобальщики», – она числилась вторым замом в частной строительной фирме. Приткнув сумку на подоконник, на ходу схватила трубку от внутреннего телефона и набрала приемную:
– Зинаида Алексеевна, здравствуйте, это Баркова. Не знаете, зачем меня искал Александр Иванович?
– Здравствуйте, Ксения Глебовна. Здесь Явкин, у него какая-то неразбериха с комплектацией. Или с оборудованием.
С губ Ксении сорвалось проклятие. Снова этот навязший в зубах отдел снабжения.
– Понятно, – процедила она, – а Ерохин там?
– Уже ушел.
– Хорошо, сейчас буду.
Ксения прикрыла веки. Глаза резало, но не от слез (слезы тугим комком стояли в горле) – давление, наверное, подскочило. Пока ехала на работу, старательно рыла в памяти яму и заталкивала в нее утреннее происшествие. Происшествие сопротивлялось, в яме не помещалось, торчало всеми подробностями.
…Утром Ксения Баркова возвращалась с пробежки по парку, пребывая в приятных размышлениях о скором отпуске и о своем близком друге Никеше Рассветове – инструкторе по фитнесу. Из-за горизонта выползало нестерпимо яркое солнце, к заборам жались густые насыщенные тени, о чем-то шушукалась молодая листва, ссорились воробьи – начинался обычный июньский день. Завершив моцион в начале родной улицы Горной, Ксения перешла на расслабленный шаг. Выравнивая дыхание, перебирала в голове вялые мысли – с Никиты они сами собой переползли на мелкие бытовые заботы. Ключ в гаражном замке поворачивался туго, и Ксения уже несколько дней стояла перед дилеммой: менять замок или достаточно смазать? От замка мысли плавно перетекли к работе, и настроение моментально омрачилось. В досаде на себя Ксения даже остановилась. Последние несколько недель она испытала, как герой Джерома К. Джерома, «отвращение ко всякого рода труду» и желание уволиться. Хотя уволиться – это она погорячилась. Работа пусть остается, а вот одного типа уволить не мешало бы.
Ксения расправила плечи. Неужели она позволит какому-то идиоту испортить себе карьеру?
Здесь она дала себе слово не думать о плохом, наслаждаться последними спокойными минутами раннего утра и копить энергию перед началом рабочего дня. Слово это Ксении сдержать было не дано.
В тени ограды у дома что-то происходило. Из кустов, высаженных вдоль кирпичного забора, летели комья земли, поднимался чудовищный предсмертный вой и писк, в воздухе плыли клочья шерсти, мелко дрожали головки гортензий.
Заражаясь необъяснимым страхом, Ксения побежала сначала трусцой, потом во все лопатки.
Еще не добежав до места, Ксения увидела высокий черный круп с купированным хвостом и перешла на шаг. Ротвейлер, вильнула беспомощная мысль. И вот тогда она увидела Левку: у него еще были силы выдираться из пасти огромного черного бойцовского пса. Ротвейлер тряс кота, как игрушку, ударяя о кирпичный забор.
Ксения что-то выкрикнула, какую-то команду, на которую ротвейлер не отреагировал, и заметалась в поисках палки или камня – чего-нибудь!
Кот уже не сопротивлялся, лапы повисли…
Ксения перестала метаться.
Забор, молодая яблоня на углу соседнего дома, цветник – окружающее отступило куда-то и размылось. В фокусе зрачка осталась только высокая черная холка чужой собаки и короткий обрубок хвоста. Преодолев внутреннюю дрожь, Ксения шагнула, наклонилась к ротвейлеру, просунула ладонь между задними лапами и с отчаянной решимостью сжала в кулаке яички.
Что было дальше, Ксения помнила смутно.
Кажется, ротвейлер осел и разжал челюсти. Левка повалился в траву и не шевелился.
Собака с удивлением повернула к Ксении лобастую голову на мощной шее с цепью. Сытый, лоснящийся, будто появившийся из преисподней зверь.
– Место! – срывающимся голосом выкрикнула Ксения, с ненавистью глядя в желтые немигающие глаза, и в ту же секунду услышала ленивый окрик:
– Крон! Ко мне!
Вальяжной походкой к месту схватки двигался хозяин ротвейлера. Слегка сутулый, худой и невысокий, в черных очках, он, как опричник, был одет во все черное и казался продолжением преисподней. С ними по соседству – Ксения знала это доподлинно – таких уродов не водилось.
– Ваша собака? – Ксению трясло. Тем же ненавидящим взглядом она пыталась проникнуть под очки и разглядеть в опричнике хоть какие-нибудь признаки – нет, не беспокойства по поводу случившегося – ума!
– И что? – Ни один мускул не дрогнул на непроницаемой гадкой роже.
– Почему без намордника? – Вопрос был послан уже вдогонку: поражая сходством, хозяин с собакой тем же неспешным шагом удалялись прочь. – Сволочь, – прохрипела Ксения, – я тебя засужу.
Не оборачиваясь, «опричник» в знак полного одобрения поднял руку и потряс кулаком: дескать, вперед и с песней.
…Несколько мгновений Ксения сидела, ничего не соображая, потом сделала над собой усилие.
Отдел снабжения был одновременно неудачным ребенком, бедным родственником и позорным пятном преуспевающей «Глобал-индастри». Баркова не выносила злого гения, крестного отца хаоса в отделе. Им был племянник Мишустина тридцатилетний Гена Явкин – по глубокому и искреннему убеждению Ксении, отъявленный жулик. Ксения подозревала, что Явкин давно подвизался дилером у поставщиков и делает свой гешефт на процентах с закупок.
Одно имя чего стоило. Ге-на… Тьфу. Явкин был на два года моложе Ксении Барковой (она специально наводила справки в отделе кадров), но, очевидно, считал второго зама молоденькой дурочкой и в ее присутствии пускал в ход свое обаяние – он так думал. На самом деле это были тупые комплименты, нахальные улыбки и скабрезные намеки. Весь букет производил на Ксению удручающее впечатление, и все, о чем она мечтала, – поймать с поличным и отправить Явкина пылесосить бескрайние снежные ковры под Воркутой. Ксения диву давалась близорукости главного. Вранье, которое Гена скармливал дядюшке, было топорным и совсем не изобретательным.
