Ввысь растут бамбук и ольха,
Черёмуха, тополь, орех.
Много разных деревьев в лесах,
Но солнце одно на всех.
Воды тихо свои несут
Замбези, Амур, Иордан.
Много рек по земле текут,
Но впадают все в океан.
Есть еще человеческий род:
Японец, индус, славянин…
Много в мире людей живут,
Но Создатель у всех один.
Помню как страдал я, помню как молил я:
«Подари мне, Ангел, золотые крылья!
Ничего на свете нету звёзд чудесней…»
Ангел улыбался и дарил мне песни.
Напевал я песни, бряцая по лире:
«Отвяжи мне, Ангел, с ног пудовы гири,
Разорви все путы, цепи, ремешочки!»
Улыбался Ангел и дарил мне строчки.
И просил я снова, позабыв опаску:
«Дай увидеть, Ангел, в синем небе сказку!»
Гири отвязались, сказка стала былью –
Подарил мне Ангел золотые крылья.
Вот девушка. Одна. Скучает.
Нет рядом никого.
А где-то юноша не знает,
Что ждет она его.
Вот женщина. Одна. Томится,
Кляня свою судьбу.
Мужчине где-то плохо спится —
В постели, как в гробу.
Они живут, они страдают
Уже немало лет.
И так похоже рассуждают,
Что счастья нет.
Это – самая тонкая пытка,
Это – к светлому раю калитка.
Это – болезнь и это лекарство,
Это – ад и Божие Царство.
Это – вопросы без ответов,
Это – ключи от всех секретов.
Это – как изверженье Везувия,
Это – прозренье и это – безумие.
Это – удушье и это – дыхание,
Это – песня и это – молчание.
Это – теплого мая мгновения,
Это – вечности прикосновения.
Это – горы, моря и поля,
Это – Космос и наша Земля.
Это – то, что рождает весь мир,
Это – Воздух, Огонь и Эфир.
Это то, что всегда есть во всём,
Это то, куда все мы идём.
Дорогой мой, улыбнись!
Бабушку послушай,
Сядь спокойно, не крутись,
Кушай, мальчик, кушай!
Посмотри, какой гранат,
Яблоко и груша!
Ешь черешню, виноград,
Кушай, мальчик, кушай!
Вот инжир тебе большой,
Персик самый лучший!
Ротик шире свой открой,
Кушай, бичо[1], кушай!
Видишь, ходит как индюк?
Слышишь крик петуший?
Он поёт тебе, как друг:
«Кушай, мальчик, кушай!»
Будешь взрослым, будешь жить
С кем-то душа в душу,
Будешь сыну говорить:
Кушай, мальчик, кушай!
Когда, страдая о великом,
Несовершенствами томим,
Я предстаю пред Высшим Ликом,
Тогда я становлюсь немым.
От непонятного волненья
Души свободной от оков,
От жгучих слёз, благоговенья,
От бесконечного смиренья
В моей молитве нету слов.
Кто хром, кто слеп, кто без руки,
На лицах грязь и соль,
Бомжи, калеки, старики —
Кто чувствует их боль?
Когда они в метро стоят,
Когда дрожат их руки,
Кто может выдержать их взгляд
И их протезов стуки?
Своей отчизне не нужны,
Душой и телом наги,
Войны герои, честь страны
И просто бедолаги.
Крепчали раньше и в беде,
Теперь уж нету мочи.
Не от увечий, от людей
Их раны кровоточат.
Не так нужны им те гроши,
Что люди им швыряют,
От одиночества души
Они сильней страдают.
Им слово доброе важней,
Чем жалости отрава.
Россия, вспомни сыновей,
Великая держава!
От бедного, нищего люда
Мы прячем взоры подчас.
Вот так, когда нам будет худо,
Никто не посмотрит на нас.
Отвага родственна Искусству:
Препятствий нет для них нигде,
Они влекут, как страсти буйства,
Вперед к невидимой звезде.
Ни свист толпы, ни запах крови,
Ни боль предательств и обид —
Их это всё не остановит,
Но лишь сильнее укрепит.
Они почти как динозавры,
Мы помним их чрез сотни лет…
И с нами два великих Александра,
Один – монарх, другой – поэт.
Идти без сумы,
Без компаса, карты,
Петь тихо псалмы,
Молитвы и мантры.
Идти лишь вперёд
Путём пилигрима,
Достигнуть ворот
Иерусалима.
Во тьме угадать
Звезду Вифлеема,
Следы отыскать
Золотого Эдема.
Затем по пустыне
Идти с бедуином,
Увидеть святыни
Мекки, Медины.
Плыть по Иордану
В апостольской лодке,
Достигнуть нирваны
Под деревом Бодхи.
В пещере найти
Цветок василиска
Тропою идти
Святого Франциска.
Плыть океаном,
Затем до Соноры[2],
Там с Доном Хуаном[3]
Карабкаться в горы.
С Бураком лететь[4]
И в Ганге умыться,
Затем умереть
И снова родиться…
Помня о главном,
Не думать о многом.
Стать тихим и странным
Мечтательным йогом.
Пройти все пути,
Достичь совершенства,
В любви обрести
Покой и блаженство.
Чем сильнее стремишься уснуть,
Тем бессонница мучит сильнее.
А когда спать нельзя ничуть,
Сон тебя легко одолеет.
Чем быстрее куда-то бежишь,
Тем вернее, что ты опоздаешь.
А когда никуда не спешишь,
То легко всего достигаешь.
Кто живет всегда на пределе
Понимает позже иль раньше:
Чем сильнее стремишься к цели,
Тем она становится дальше.
Снег искрится, как бирюза,
На ветвях одинокой ели:
Вспоминаю твои глаза,
На меня, что редко глядели.
Растекается свет зари
Алым морем на неба стали:
Вспоминаю губы твои,
Что меня целовать не стали.
Проникают лучи за стекло,
Новый день только что проснулся:
Твоих рук вспоминаю тепло,
Однажды я их коснулся.
Пустота в закоулках души,
Лишь слова заполняют нишу,
И в ответной глухой тиши
Я твоё молчание слышу.
Может быть, ещё много лет,
О тебе вспоминать я буду,
Но вернёшься ты в тот момент,
Когда я тебя забуду.
Как чайка белая над озером летая,
Несётся ввысь, в лучах зари блистая,
Как бабочка, покинувши цветок,
Летит на солнца дальний огонёк,
Как змей бумажный рвется в высоту,
Преследуя незримую мечту,
Так и душа моя, покинув тело,
Опять куда-то тихо улетела.
Где-то на небе высоком и чистом
Был я воздушным, был я лучистым.
Что совершил там, не помню, не знаю,
Но на Земле теперь срок отбываю.
Тело мне служит тюремною робой,
С ним не расстанусь до самого гроба.
В работе проходит всякий мой день.
Летают ли птицы? Цветет ли сирень?
Не видно здесь лета, не видно весны,
Остались мне песни да странные сны.
Здесь же иные мотают свой срок,
С ними дерусь я за хлеба кусок,
И чтобы добыть кусок пожирнее,
Надо ударить другого больнее.
Законы диктует свои здесь тюрьма,
Здесь души черствеют и сходят с ума.
В серой толпе быть личностью сложно,
Правильно жить здесь почти невозможно.
Может, конечно, бежать человек,
Но наказанье страшно за побег.
Лучше отбыть от звонка до звонка.
Кто-то сказал то, что воля близка…
Где-то на небе высоком и чистом,
Буду я снова воздушным, лучистым.
Как, Господи, узреть твой свет
Своим ничтожеством телесным?
Как о Тебе сложить куплет
Стихом беспомощным и пресным?
Как в одиночестве творить
И не вздыхать о своей доле?
Как бедным сердцем возлюбить
Всего на свете боле
Твою Святую волю?
Любимая вещь живой представляется,
Человек нелюбимый в вещь превращается.
Кто оживляет весь мир вновь и вновь?
– Любовь.
Не всякий художник даже
Природу умел написать,
А Есенин любые пейзажи
Без красок мог рисовать.
Композитор не каждый тоже
Мог заставить сердце звенеть.
Но читая Есенина все же
Так хочется плакать и петь.
Пусть поэтом не всякий будет,
Пусть не каждого ждет пьедестал,
Но стихи тот читать не забудет,
Кто Есенина раз хоть читал.
Я люблю на небо смотреть
И в ответ улыбаться звёздам,
Я хочу этот мир согреть,
Этот мир для любви создан.
