В окне двадцатого этажа полуразрушенного дома полуистлевшего города, на покорёженном от влаги и времени подоконнике вспыхнул язычок огня. Это был маленький ночной светильник, работавший от батарейки. Его диодная лампочка пряталась в матовой белой колбе и мерцала то жёлтым, то оранжевым, то ярко-алым светом, как будто пламя свечи трепыхалось в стакане, играя с ветром. А на его серебристой подставке красными буквами было написано его имя – «Огонёк». Когда в этом доме жили мужчина и женщина, они зажигали Огонёк по вечерам, усаживались во фланелевых пижамах на большую кровать, пили горячие напитки с ароматами чабреца и брусники и рассказывали друг другу о том, как прошёл их день. Потом они включали музыку, целовались, забирались под одеяло и громко дышали, нашёптывая разные нежности. И Огоньку всё это очень нравилось: и запахи горячих напитков, и рассказы о непонятных ему событиях, и нежности, и особенно ритмичная музыка, под которую так приятно танцевать чёрными тенями на белых стенах и потолке.
И сейчас тоже был вечер, но людей Огонёк уже очень давно не видел. Однажды они не пришли домой, и сколько бы Огонек ни всматривался в даль тёмных улиц, в окна соседних домов, никого он так и не смог увидеть. Один раз в месяц он ярко вспыхивал в ночной темноте, надеясь, что его кто-то заметит и придёт, и снова в доме начнётся прежняя пламенная жизнь с танцами, запахами и чарующим шёпотом. Но потом он оглядывал серые стены комнаты, заросшие плющом и вереском. Кровать, потемневшую от пыли и плесени. Две пустые фарфоровые чашки на шершавом столе, в которых сменилось уже не одно поколение червей. И надежда таяла вместе с последними электронами его батарейки.
«Сегодня я горю в последний раз», – подумал Огонёк. Конечно, он мог бы сберечь немного энергии ещё на один или даже два таких вечера, но он уже не верил, что его свет кому-нибудь окажется нужен. Ему захотелось вспыхнуть напоследок поярче и заснуть навсегда. Он напрягся и засиял так, что бледные серые тени заиграли на крышах и стенах соседних домов-коробов, на мусорных холмах-завалах. И на секунду Огоньку показалось, что он услышал ту самую музыку, под которую когда-то весело отплясывал в этой комнате.
По широкому проспекту, заваленному ржавыми остовами автомобилей, заросшему густой травой и мелким кустарником, брёл мужчина. Бородатый, лохматый, одетый во что попало. На левом плече у него висела, наполненная чем-то спортивная сумка, в правой руке он держал палку с острым металлическим наконечником, похожую на копьё. Мужчина вошёл в город ещё рано утром. Весь день он бродил по улицам в поисках еды, и теперь, когда солнце спускалось к горизонту, он искал ночлег.
