Лжесвидетельница
Глава 1
– Антон Николаевич! – после длительного молчания заговорил забежавший на огонек сосед и, сделав многозначительную паузу, продолжил, склонившись над столом к хозяину дома. – Мне вот никак не дает покоя один вопрос? – Гость снова замолчал, как бы выжидая реакцию собеседника.
– Так что за вопрос, Михалыч? Спрашивай. Не тяни. – отозвался Шаверин и пристально, прищурив свои подслеповатые глаза, посмотрел на соседа.
– Не знаю, удобно ли? Вопрос уж больно деликатный…
– Вот те раз! С каких это пор ты начал разговаривать со мной, как кисейная барышня? Вроде бы, мы всегда напрямик друг другу свои мысли выкладывали, – сказал хозяин вслух, а про себя подумал: " Что-то темнит старый лис. Не иначе давнюю межевую тяжбу из-за десяти сантиметров, якобы прихваченной мной при установке забора полоски земли, решил из дряхлого своего шкафа вытащить."
– Да я о твоих взаимоотношениях со старым другом Пашкой Соколовым, а вернее с его женой Маргаритой.
– Никаких взаимоотношений у меня с Маргаритой нет. Да и с Пашкой я изредка общаюсь по телефону.
– Вот-вот. Я неоднократно слышал, как ты, заканчивая разговор с ним, всегда говоришь ему: "Передавай привет Маргарите."
– И что из этого следует? – Шаверин никак не мог понять к чему клонит Дмитрий Михайлович, его односельчанин, приехавший в поселок вскоре после освобождения Антона. Они никогда раньше не обсуждали свои взаимоотношения с друзьями и родственниками, хотя жили по соседству более двух десятков лет. В одно время получили участки под строительство, вместе строили дома, когда им было ещё лет по сорок отроду, а тут вдруг на тебе. Взаимоотношения мои с женой моего друга заинтересовали. – Что тебя так волнует в моих взаимоотношениях с Маргаритой? Я просто из вежливости передаю ей приветы.
– Антон Николаевич, неужели ты все забыл и все простил ей?
– А что я ей должен простить? – искренне удивившись спросил Шаверин соседа.
– Так она же, я самолично это слышал, лжесвидетельствовала против тебя в суде! А может причудилось мне?
Так вот в какие дебри залез уважаемый Дмитрий Михайлович. Надо же сколько лет терзается этим вопросом. А он, Антон Шаверин, давно забыл об этом. А если и вспоминал, то беззлобно, да и какое зло могло быть теперь. Может когда-то и было, так давно уже выветрилось. Унесли его ветры времени в небытие.
– Михайлыч, я не думаю, что нам надо обсуждать это. Ну по недомыслию, по глупости пыталась она меня оговорить. Так ведь судья остановил её: "Это не относится к существу дела."
– Судья-то сказал, но и приговор тебе всыпал по максимуму. Может быть выступление Маргаритки и повлияло на решение?
– Я так не думаю. И не стоит старое ворошить. Дело-то в сосунковом возрасте было, а теперь вон седина накрыла. Если честно, то и не вспоминал я об этом. Других забот хватало.
– Ну не стоит, так не стоит. Просто у меня это никак в голове не укладывается. Вот и решил спросить. Засиделся я у тебя. Пойду. Внуки скоро из школы примчатся, – с этими словами сосед поднялся из-за стола, обошел его и вытолкнул свое грузное тело через проем в ограждении оплетенной диким виноградом беседки.
А Шаверин достал из пачки сигарету и закурил, провожая задумчивым взглядом уходящего соседа, тем временем его мысли невольно вернулись к юности.
***
Антошка с Пашкой дружили, можно сказать, с пеленок. И не только они, но и братья и сестры их, были не разлей вода. Семья Соколовых также, как и семья Шавериных была многодетной, а дети – погодками. Вот и росли они в одном измерении, и все проказы у них были одинаковыми. Но проказничали в меру, чтобы односельчане родителям не жаловались, а отцы не прибегали к ременно-воспитательным мерам. Работать все были приучены с детства.
В жаркие летние дни Антоха с Пашкой и другими пацанами с криками: " Кубарби, наюбарби, купаберби купаться!" – неслись к речке, слету бросались в её холодную воду и ныряли до посинения. Пока все барахтались в воде, какой-нибудь умник на берегу завязывал штанины их порток крепкими узлами. Если портки были сухими, то узлы, хоть и с трудом, но развязать было можно, а вот с мокрыми узлами справиться не всегда удавалось. Особо не поддающиеся узлы развязывали всем кагалом по очереди и пытались вычислить этого подлюку, завязавшего штанины, и начистить ему морду. До мордобития не доходило, так как вроде бы все вместе плескались в заводи, значит кто-то чужой проходил мимо и навязал узлов.
С последним развязанным узлом, все неприятности забывались и начиналась "чехарда". Во время игры быстро согревались и прыгали снова в воду, оставив на берегу постового.
А какие ужасы они наводили друг на друга, когда уходили с ночевой на рыбалку, и по очереди рассказывали про ведьмаков, леших и всякую болотную тварь. Ни о каком сне даже и думать было нечего. Зато на утренней зорьке, когда начинался у рыбы клев, все они, сидя на берегу с удочками, клевали носами.
– Пашка! Тяни! У тебя поплавок под воду ушел!
Пашка выходил из сонного оцепенения и, не глядя на воду, рвал вверх удилище. Сверкающая на солнце красноперка зависала над водой, выделывала какой-то кульбит и срывалась с крючка.
– Аккуратней надо было тянуть.
– А чего ты орал, как блаженный.
– Клевало, вот и орал. Погляди, крючок-то целый?
Потерять крючок на рыбалке было трагедией. В деревенском магазине они не продавались. Купить, а вернее выменять, их можно было на тряпье или мослы у старьевщиков, которые изредка заезжали на двух-трех повозках.
***
Время шло. И друзья из штанишек с помочами выросли до подглядывания из-за заборов и углов изб за женихающимися старшими братьями и сестрами, а если, невзначай, выдавали себя хихиканием, то получали дома затрещину по затылку.
– Впредь подглядывать не будешь! – назидательно говорил старший брат, отвесивший подзатыльник.
– Скорей бы ты в армию ушел. Тогда мы с Санькой старшими будем – бубнил в ответ наказанный, потирая ладонью затылок.
– Время придет, уйду. А ты не подглядывай за нами с Наташкой. Усек!?
– А сам, когда был маленький, за Генкой подглядывал.
– Поговори мне. Видно ещё хочешь подзатыльник схлопотать?
– Не буду больше подглядывать. Не больно-то интересно, как вы там за избушкой обнимаетесь.
Ох и медленно тянулось в ту пору время. Не то, что теперь: неделя пролетает, как один день, а год – как месяц. Стараешься остановить его, но время неутомимо тащит из пожилого возраста в старость. А тогда хотелось взять в руки кнут и гнать, и гнать дни вперед к своему повзрослению.
И вот настал тот момент, когда мы с Пашкой закончили семилетку. Пашка пошел учиться на тракториста, а Антошка остался в поселке, устроился на лесопункте помогать тем, кому делать нечего. Был на посылках у начальника: сбегай туда, позови того, узнай привезла ли орсовская машина товар в магазин. Одним словом, веселуха – скачи целый день, как будто тебе шило в одно место вставили.
